Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Товарищ полковник, он сдается. Сдается, говорю, раскаивается... Симпатичный такой. Зажигалку мне подарил в виде пистолета. Ага, понятно. Есть, все понял.
Он повесил трубку.
— Вы посидите, — сказал майор Джону Смиту, — нет, нет, не здесь, — остановил он диверсанта, который уселся в кресло под огромным портретом Дзержинского, — вы посидите в камере, а затем полковник Громобоев лично вас допросит.
— Меня будут пытать? — спросил Джон Смит. Майор искренне расхохотался:
— Мы такими делами не занимаемся. Вы не в гестапо, а в советском учреждении.
Однако майор сказал неправду. Пытки начались сразу после того, как захлопнулся штырь на обитых железом дверях. Дело в том, что за стеной какой-то пьяный уголовник целый день фальшиво распевал:
А я иду, шагаю по Москве...
Это была страшная пытка. Измученный шпион хотел уснуть, но ежеминутно его будил звонкий тенор соседа-арестанта:
...И я пройти еще смогу
Далекий Тихий океан,
И тундру, и тайгу...
Джон Смит начал колотить в стену табуреткой, но в ответ раздавалось:
...И если я по дому загрущу...
День и ночь прошли в страшных мучениях.
Тем временем в Москву через Никитские ворота проник Боб Кларк, американский шпион, задачей которого было разыскать Джона Смита и объединиться с ним для совместных действий.
То и дело оглядываясь, Боб Кларк шел по улице. Костюм его был тщательно продуман. Мягкая, надвинутая на глаза шляпа, темные очки, поднятый воротник. В правой руке он держал кусок сливочного мороженого. Левый карман его заметно оттопыривался. Там лежала портативная рация.
Все с удивлением провожали его глазами, ибо там, где шел Боб Кларк, на мягком асфальте оставались четкие следы в форме раздвоенного копыта.
— Видать, шпион, — сказал один прохожий, — у них всегда так, специальные чурки привяжет к галошам и коровой притворяется. Так и шастают через границу, так и шастают.
— Эвон сколько развелось ихнего брата, шпиона, — произнес другой.
— Не говори, — поддакнул третий, — от этих приезжих коренному москвичу житья не стало...
Боб Кларк поднялся на второй этаж. Вышла молодая полная женщина и сказала:
— Петра Ивановича нет дома. Я жду его. Заходите, выпейте чаю. Он должен был вернуться час назад. Я уже начинаю волноваться. Заходите же.
— Нет, нет, не беспокойтесь, — сказал Боб Кларк, — я загляну попозже.
Несколько часов он бродил по городу, спускался в метро, пил газированную воду, читал газеты, смотрел, как плещется река, стоял перед витриной антикварной лавки, которая оказалась салоном модных шляп, затем вновь направился по адресу.
— Еще не приходил, — сказала Надя, — не знаю, что и думать.
— Вы только не нервничайте, — сказал Боб Кларк, — вам нельзя... Сидит он где-нибудь с друзьями за кружкой пива...
Надя вздохнула. Она знала больше, чем предполагал Джон Смит, а чего не знала, о том догадывалась. Итак, Надя вздохнула и запела высоким чистым контральто:
Эх, нет цветка милей пиона
За окошком на лугу,
Полюбила я шпиона,
С ним расстаться не могу.
Эх, у Прасковьи муж водитель,
У Натальи муж завмаг,
У Татьяны укротитель,
У меня — идейный враг.
Эх, прилетел он из Небраски
На советские луга,
Но зато какие глазки
У идейного врага.
Эх, не шуми под ветром, поле,
Не дрожи, кленовый лист,
Ох, ты, дроля, милый дроля,
Почему ж ты не марксист?..
До вечера Боб Кларк ждал у ворот на лавочке, но Джон Смит так и не появился.
Боб Кларк расстегнул пуговку на вороте, снял пиджак и задумался. Потом он рассеянно откусил кусок сливочного мороженого и внезапно съел его целиком.
— Что же делать, — опомнился шпион, — как же я теперь без мороженого? Один в незнакомом городе. Загляну-ка я в Третьяковскую галерею. Столько слышал от разных туристов, а побывать не довелось.
Так он и сделал.
Наутро Джона Смита вызвал к себе полковник Громобоев. Он шагал по кабинету, задорно напевая:
Я суровый контрразведчик,
Не боюсь глубоких речек,
Не боюсь высоких крыш,
А боюсь я только мышь!
Джон Смит вошел.
— Кто вы такой? — спросил полковник.
— Майор Джон Паркер Смит, сотрудник американской разведки.
— Люди делом занимаются, а ты?..
— Я больше шпионить не буду, — сказал Джон Смит.
— Почему это вдруг?
— Мне надоело.
— А много ль ты успел набедокурить? — спросил полковник.
— Да как вам сказать, порядочно. Месяц назад в ресторане стул опрокинул, шуму было. Потом как-то раз за автобусом бежал, толкнул старушку. Стукнула она меня кошелкой по спине, но ничего, отлежался. Вот, кажется, и все.
Полковник задумался. В кабинете тикали часы. По карнизу шумно прогуливался голубь.
— Ладно, — сказал наконец Громобоев, — можешь идти.
— То есть как? — не понял диверсант.
— Ты свободен. Коллектив благодари. Химчистка № 7 берет тебя на поруки.
Бывший шпион недоверчиво взглянул на офицера, но тот с улыбкой кивнул ему и придвинул к себе бумаги, давая понять, что разговор окончен.
Джон Смит попрощался дрогнувшим голосом, направился к дверям, потом вернулся и сказал:
— Гражданин полковник, мне стыдно злоупотреблять вашим благородством, но один вопрос не дает мне покоя. Дело в том, что у меня есть домашнее животное.
— Какое именно? — спросил Громобоев.
— Да так, — ответил Джон Смит, — волчишка небольшой. Нельзя ли о нем позаботиться? Приобщить к созидательному труду?
— Ну что ж, — сказал полковник, — будет какой-нибудь склад охранять.
— Вы понимаете, какая штука, — возразил недавний диверсант, — он у меня вообще-то работник кабинетного толка.
— А как по характеру?
— Тонкий лирик со склонностью к унынию.
— Минутку, — сказал полковник и набрал короткий местный номер. — Майор Кузьмин? Говорит полковник Громобоев. Как у нас с медперсоналом в детских учреждениях? Острая нехватка? Ясно. Ну вот, — обратился он к Джону Смиту, — пускай оформляется