те самые «мокроасфальтовые» «жигули», которые он видел у ворот Козьмодемьянской церкви в Порубежном. Да и приметь он эту машину, все равно не смог бы разглядеть за тонированными стеклами салона лица женщины, изящно державшей тонкими пальчиками рулевое колесо. Волосы ее были такими же рыжими, как у его пассажирки…

Наконец, измученный жарой, безутешной «вдовой» и траурным костюмом, который почему-то вдруг стал жать под мышками, Климов довел свою машину до ворот Галиного, как она выразилась, «коттеджика», расположенного в районе называемом Красной Горкой. Было уже почти пять часов вечера. Тут, само собой разумеется, выяснилось, что ключи остались в сумочке, а сумочка в церкви в руках ненавистной соперницы-победительницы, и Климову пришлось репетировать роль вора-форточника. В этом амплуа, ввиду солидных габаритов, Александр потерпел полное фиаско и, испросив у хозяйки разрешения, выбил кулаком стекло. Лишнее говорить, что Климов порезал осколком стекла руку, что вызвало у Гали море охов и ахов. О том, чтобы, попрощавшись с хлопотливой медноволосой матроной, немедля отбыть в направлении города, не могло теперь идти и речи. Климов был умело перевязан, накормлен всяческими деликатесами, ну и, конечно же, напоен…

Галина Фокеева оказалась превосходной хозяйкой. В небольшой гостиной, где она потчевала Александра, царил уют. Хозяйка переоделась в расшитое яркими цветами изумрудно-зеленое длинное кимоно и собрала волосы в пышный хвост на затылке, открыв при этом продолговатое, несколько раскрасневшееся лицо. Глаза ее немного припухли от слез и покраснели, на щеке алели царапины, но это ее не портило.

Они выпили одну, затем вторую бутылку «Монастырской избы», и Климов узнал, что «бедный-бедный Юрочка» так любил сухое и — ах! ах! — предпочитал «Рислинг» и эту самую вот «Избушку»; что только с ней (с Галей, разумеется, а не с бутылкой) он мог по-настоящему отдохнуть.

Ох, как опостыло все это слушать, но… Саше еще пришлось узнать, что теперь хозяйка осталась совсем одна на всем белом свете. Ребенка у нее отнял муж (злодей, конечно), который мстил ей за то, что она «полюбила» другого и уехала с ним. (Ну разве не злодей, в самом деле, не мог подождать всего-то три года?) Тот, другой, ради которого она «пожертвовала всем» и которому «отдала» свою «юность и красоту», «предал ее ради недостойной, низкой» женщины… Она попыталась вернуться к первому, но тот ее и на порог не пустил.

Однако «счастье все-таки улыбнулось» Гале (наверное, Господь Бог узрел ее страдания). Немногим более года назад она познакомилась с Юрием Николаевичем. Как жаль, что он поспешил и женился на этой «тигрице», вцепившейся в него своими жадными когтями. Ведь только в обществе Гали находил он, этот ужасно трудолюбивый, и такой добрый, и ласковый человек, настоящее успокоение, «только она одна понимала его». У Климова уже уши в трубочку сворачивались, но он терпеливо внимал… В конце концов, Богдан просил обращать внимание на все, что могло хоть косвенно иметь отношение к этой истории…

— Ходят ужасные слухи о том, что именно она, неверная жена Нина Саранцева, приложила руку к тому, — о, в это невозможно поверить! — что «случилось» с Юрочкой, — вещала Галя.

Климов насторожился. Сплетни, конечно, есть сплетни, да и настроена дамочка, мягко говоря, предвзято. Но чем черт не шутит?

— Она да еще ее любовник, Владик Носков — заместитель Юрия Николаевича, — пылала праведным гневом рыжекудрая красотка. — Тоже неблагодарный мерзавец! Как ему Юрочка доверял! Сколько для него сделал! А он вознамерился ограбить шефа, который получил крупную сумму наличными для закупки в Москве какого-то товара… Как они могли после того, что совершили, осмелиться стоять возле гроба этого «святого» человека! Да еще препятствовать той, «которая любила его так искренне, так бескорыстно», проститься с единственно дорогим человеком!

«Ага, деньги!» — пронеслось в мозгу у Александра, и он, стараясь говорить как можно более равнодушным тоном, поинтересовался:

— И что же этот Носков сделал? Мне ведь Юрий Николаевич говорил, что его ограбили, но про Нину и Носкова не упоминал.

— Ах, да не знаю я! Говорят…

— Кто?

— Что — кто? — Галя непонимающе на него уставилась.

— Кто говорит?

— Да все!

— Кто все? — едва не вышел из себя Климов.

— Все! — отрезала Галя. — И я не сплетница! Мало ли от кого я что слышала?

Климов мысленно плюнул.

«Да что я, следователь, что ли, допрос с нее снимать? — разозлился он. — Скажу завтра Вальке, пусть сам эту кралю трясет! Ишь, не сплетница она! А кто же?»

— А почему вы меня об этом спрашиваете, Саша? Мне казалось, что вы-то как раз больше меня знаете об этой истории… — Женщина выдержала небольшую паузу. — И о пропавших деньгах…

Тон ее Александру не понравился. Да и взгляд тоже — цепкий, испытующий.

«Нет, ты смотри, как сговорились! Неужели и эта думает, что я бабки прикарманил?.. Просто обидно даже!» С подобающе горестным видом Александр заявил:

— Нет, только и успел сказать мне Юрий Николаевич, что его ограбили… Спешил я очень, а то, может быть, он со мной и поделился бы своими мыслями… Да что теперь говорить…

«Как бы не так! Станет Паук кого-нибудь посвящать в свои махинации! — мысленно усмехнулся Климов. — Да и ты, милая, видно, не много знаешь? Однако пропавшие грины и тебе покоя не дают!»

Он изобразил кисло-сладкую улыбочку и, чувствуя отвращение к самому себе, произнес:

— Я глубоко уважал Юрия Николаевича, он так много для меня сделал…

— Да, да! — закивала Галя. — Большой души был человек!

Вернувшись на твердую почву причитаний, она несколько расслабилась и настороженность ушла из ее глаз.

«Ох, как ты мне надоела», — подумал Климов, стараясь не прислушиваться больше к посмертному гимну, который пела Пауку его любовница.

Наверное, следовало прервать поток этих жалоб, встать и уйти. Всякий раз, когда в непрерывном монологе хозяйки наступала короткая пауза, Саша напрягал мышцы, чтобы одним рывком выбросить свое тело из глубокого убаюкивавшего кресла и с сожалением сообщить, что у него еще куча дел и пора ехать. Однако именно в тот момент, когда решимость Александра достигала апогея, он получал предложение выпить за безвременно ушедшего отчима. Ну как тут можно было отказаться? Ведь Юрий Николаевич «столько говорил о вас, Саша, он любил вас, как родного сына». Ну кто бы мог подумать?!

Наконец Александр заметил, что его ноги плохо слушаются, лицо раскраснелось от вина, и решил, что в таком виде он неминуемо станет добычей гаишников при въезде в город. Этого еще только не хватало!

«Надо подождать немного, пока не пройдет опьянение. Как раз и жара спадет. И вообще пускай стемнеет».

Это была очень трезвая