Судя по тому, как поднимается температура моего тела при его словах, я думаю, что он мог бы заставить меня кончить, просто рассказывая о том, как он издевается над моей шеей.

Картер. Помни о Картере.

Почему в последнее время мне приходится почти насильно заставлять себя думать о нем?

Как будто мысли о нем, о нас вместе, все дальше и дальше от меня.

― Это ты должен быть осторожен, чтобы не влюбиться в меня, раз уж ты так навязчиво меня преследуешь. ― Говорю я ему.

― Этого никогда не случится. ― Прямолинейно отвечает он.

Я бросаю на него обиженный взгляд.

Мне не очень приятно слышать, что он говорит это так непринужденно, как будто влюбиться в меня было бы самым трудным делом на свете.

Я понимаю, что для меня это нелепость, что мои чувства задеты, учитывая, что я одна в отношениях, но это нисколько не смягчает удар.

Я веду себя иррационально, и мне наплевать.

Резко встаю, раздражаясь на него.

Раздражаюсь на себя за то, что позволила этому сюрреалистическому моменту заставить меня ослабить бдительность по отношению к нему.

― Мы здесь! ― кричу я во всю мощь своих легких в сторону грохота, раздающегося по ту сторону дверей лифта.

― Что, черт возьми, с тобой не так?

― Ничего.

― Ты уверена? Потому что ты только что кричала, как банши, на пожарных.

― Я пытаюсь вытащить нас. Ты должен быть счастлив, через несколько мгновений ты будешь далеко от меня и вернешься к людям, которых любишь. ― Говорю я, делая акцент на слове «любишь».

15

Медленная улыбка расплывается по моему лицу, когда приходит понимание.

― Ты расстроилась, потому что я сказал, что влюбленности в тебя никогда не будет?

Гнев наэлектризовывает ее серебряные волосы, делая их сияющими.

― Не думай ни секунды, что меня это волнует. ― Выплюнула она, скрестив руки на груди и пристально глядя на меня. ― Это принцип. Это чертовски грубо так говорить, ты так говоришь, как будто я не заслуживаю симпатии.

― Тайер.

Она поворачивается обратно к двери.

― Мне нужно выбраться отсюда.

― Тайер. ― Я предупреждаю.

― Помогите! Aidez-moi, ― Помогите мне, пожалуйста. ― Она пытается говорить на менее чем посредственном французском.

Я игнорирую тепло, которое распространяется в моем животе при мысли о том, что она так расстроена из-за того, что теоретически я люблю ее или нет.

Возможно, я ближе к тому, чтобы расколоть ее, чем я думал.

― Я никогда не был влюблен и не планирую быть влюбленным. ― Говорю я ей, делая одолжение, что не буду дальше выяснять, почему это понятие так ее раздражает.

Это привлекает ее внимание.

Она снова поворачивается ко мне, ее глаза сужаются, когда она рассматривает меня.

― Ты не веришь в любовь? ― Ее сомнительный тон должен был передать, насколько нелепой она считает эту мысль.

― Нет, я верю в нее. Я видел, насколько сильной может быть любовь. ― Я говорю ей, мой тон граничит с напоминанием. ― Но я думаю, что это слабость, уязвимость. Отдать свое сердце тому, кто живет в такой легко разбиваемой оболочке, кого так легко убить и кто ходит в таком опасном мире. Ты отдаешь этому человеку все, а он умирает, и ты остаешься ни с чем. Даже не с тем, кем ты была раньше. ― Отвечаю ей. ― Я прошел через это однажды с моими родителями, и я не хочу проходить через это снова.

Ее рот приоткрывается, а на лице появляется сочувствие, когда она смотрит на меня.

― Я понимаю, почему ты так думаешь, но нельзя всю жизнь избегать любви, потому что боишься ее потерять. Я думаю, что в этом случае будет не меньше боли.

― Я могу жить с такой версией болью. А вот жить без другого человека, которого я люблю, может меня убить.

Я отвожу взгляд, почти смущенный тем, что был так уязвим. Гораздо больше, чем от признания, что я не смог пойти в библиотеку.

― В любом случае, все это лишь гипотетически. Как я уже сказал, я никогда не был влюблен. Даже близко нет.

Она медленно кивает, задумчиво пожевав губами.

― Тогда почему ты сказал это на вечеринке?

Я делаю вид, что думаю и пытаюсь вспомнить, но я точно знаю, о чем она говорит. Когда я высказала ей все, что думаю о мудаке, который ждал ее дома.

― О том, что мой парень ― идиот, раз позволил мне уехать без него? ― спрашиваю я.

Она кивает.

― Потому что тебя не любят правильно, а ты этого заслуживаешь.

― Понятно.

― Я не могу помочь тебе с этим, но я могу хотя бы трахнуть тебя получше.

Возможно, это были неправильные слова, но я не смог сформулировать их более красноречиво.

Ее позвоночник выпрямляется, каждый позвонок фиксируется в нужном положении, когда она пронзает меня раздраженным взглядом.

― Ты хочешь, чтобы я рассталась со своим парнем, которого люблю… только для того, чтобы я могла трахнуть тебя без всяких обязательств? Я правильно поняла? ― спрашивает она, с губ ее срывается сарказм.

Я рычу на ее непринужденное признание в любви к своему парню.

― Я хочу тебя. Одна мысль о том, что он к тебе прикасается, вызывает у меня желание вырвать ему ногти один за другим, прежде чем я перейду к ногтям на ногах, и, думаю, я ясно дал это понять. ― Отвечаю я, прежде чем продолжить: ― И я знаю, что ты тоже хочешь меня, даже если ты не хочешь этого признать. Поддайся чувствам, с которыми, как я знаю, ты борешься с тех пор, как приехала сюда. Расстанься с ним и позволь мне стать твоей опорой.

В этот момент двери лифта открываются, и внутрь заглядывает пожарный.

― Bonjour, ― Добрый день, ― говорит он, ― Vous allez bien? ― Вы в порядке?

― Oui. ― Да. ― Отвечаю я, говоря ему, что с нами все в порядке. Он выходит, вероятно, за оборудованием.

Я оглядываюсь на Тайер, которая стоит безмолвно.

― Давай я тебя подвезу. ― Говорю ей.

Пожарный возвращается, на этот раз с небольшой двухступенчатой лестницей, по которой мы можем выбраться из лифта.

― Хорошо. ― Говорит он, на этот