Мандрагор поднялся, хмурясь.

— Валеям моя смерть ни к чему, Халазару тоже нет смысла меня убивать, да он вообще верит, что я бессмертный дух. Значит, кто-то из его бесчисленных врагов? Но ведь если бы кто-то смог заслать убийцу в Йануван, первой жертвой стал бы сам царь.

Роглаг задрожал.

— Не знаю, кто это, но меня он тоже ненавидит! Он хотел, чтобы я оказался виновен, если ты выживешь!

— Это не обязательно означает личную неприязнь к тебе: он тебя мог выбрать просто козлом отпущения. Я тут кое-что должен выяснить. А ты поищи стекольщика: пусть починят разбитое окно.

Мандрагор вздохнул вслед выскочившему гоблину. Значит, есть еще один враг, неизвестный. Не слишком большая неприятность, но все же ненужная. Кусачая муха в момент битвы с опасным врагом — мелочь, но может помешать сосредоточиться. Надо будет что-то с этим сделать, но сейчас есть заботы более срочные.

На Арайнию снова был послан вызов, и снова ничего не произошло. Эйлию необходимо вытащить с Арайнии, и поскорее — пока не кончилось ее обучение в Мелнемероне. Немора, новый престол его власти, будет лучшим местом для столкновения с ней: у него будет явное преимущество. Но более чем маловероятно, что ее удастся туда заманить: ее стражи никогда этого не допустят, и в любом случае не нужны ему ее армии на его планете. Лоанеи достаточно перетерпели, и нападение на их родной мир им не нужно. Мера вполне подошла бы — с Халазаром в качестве приманки: Эйлия должна поверить, что предназначенная судьбой битва ждет ее в этой сфере, и должна там оказаться, пока ее немерейское умение еще не окрепло. На самом деле она его не очень тревожила — пока что: сейчас она с почти трогательной неуклюжестью пыталась понять свою силу и научиться ею управлять. Чем-то она напоминала орленка, большеглазого, нескладного, покрытого пухом, который путается в собственных лапках и хлопает зачатками крыльев в пародии полета. Жалкое создание; и убить ее сейчас — мало удовольствия. Но хотя он предпочел бы сразить матерого орла в расцвете сил, в честной битве двух равных умений, Мандрагор знал, что должен нанести удар раньше. После всех этих столетий заманчиво было бы применить свою силу против по-настоящему достойного противника, но он не прожил бы столько столетий, если бы рисковал без необходимости.

И уговаривать себя быть терпеливым он тоже уже не может. Время поджимает: он должен знать, что происходит на Арайнии.

Сев на низенький диван и положив руки на колени, он сделал несколько глубоких вдохов — не сосредоточиваясь для медитации, но наоборот — посылая собственные мысли прочь из тела, в Эфирную плоскость, где могут встречаться разумы.

И она ответила в быстром повиновении, потому что оба они знали, что такая передача — риск. Немереев на Арайнии много, и любой из них мог перехватить такое эфирное послание. Он не стал посылать в тот мир свой образ — вместо этого она пришла к нему, ее эфирная форма соткалась перед ним в недвижном воздухе комнаты подобно призраку. Высокая женская фигура, одетая в красное, с ниспадающими темными волосами.

Придворная дама Синдра Волхв.

— Приветствую, принц, мой господин, — произнесла она, склоняя голову.

— Вы несколько месяцев не докладывали, — сказал Мандрагор. — Как она развивается?

Синдра изменилась в лице.

— Я сделала все, чтобы замедлить ее обучение. Я делала вид, что посылаю ей в разум слова и изображения, и выражала удивление, что она ничего не видит и не слышит. Но у нее есть дар, и этот старый учитель By раскрывает его. Самое большее, что я могу сделать, это создавать у нее впечатление, что силы ее непостоянны, в чем-то они действуют, в чем-то нет. Простолюдины с колыбели слышат сказки о чудесной Трине Лиа, — голос ее стал желчным, — и приучаются поклоняться ее человеческому воплощению. Я сама верила, что Дочь Матери, приняв плоть, явится могущественной и величественной, живой богиней, полной сил, а не жалким птенцом, претендующим ныне на трон Халмириона!

«А про себя ты ей все равно завидуешь, — подумал Мандрагор. — Ты бы сменила свое великолепное тело на ее, чтобы хоть раз почувствовать силу, которой она обладает, и ощутить обожание толпы».

Синдра говорила дальше:

— Она не истинная Дочь, как она может ею быть? Как могут люди не видеть, кто на самом деле эта мелкая самозванка, рвущаяся к власти? Нас всех обманули, обманула она и ее безбожные родители, а люди слепы! Они думают, что никогда в жизни не видели ничего более чудесного, и она купается в их обожании и сама верит в собственную ложь! Ее появление в городе приманивает несчетные толпы глазеющих паломников, а купцы жиреют и богатеют. Те, кто противостоит ее правлению, немногочисленны, несмотря на все мои усилия.

— Тогда следует заставить ее покинуть эту планету. Вы получили свиток от лоанеев? Никто не видел моего дракона, который его доставил?

— Никто. Свиток был там, где вы сказали, и я передала его предводителю немереев. Они теперь знают, как открыть врата неба и земли и послать армию на Меру. Но Элиана не позволит Эйлии возглавить идущую в бой армию, да у нее и нет такого намерения. Она желает уничтожить вас и всех валеев, но пока не решается на попытку. Эйлия все так же слаба и труслива, несмотря на магию: она пошлет на смерть других, но сама жизнью рисковать не станет.

— Тогда я потерпел неудачу. Моя единственная надежда была, что возвышение вскружит ей голову и сделает неосмотрительной.

— Есть и другая надежда, принц. У нее есть еще одна слабость, которую вы можете использовать. Я следила за ней и узнала еще одну ее тайну. Эта девушка совершенно прозрачна, когда дело касается именно этого. Она думает, что никто об этом не знает, но она влюблена в священника, Дамиона Атариэля. Достаточно видеть ее лицо, когда произносится его имя. И я знаю, что он подумывает вступить в армию. Если вы захватите этого Дамиона, она будет полностью в вашей власти. Ради него, я думаю, она сделает все.

— Очень хорошо. Но сейчас так же далеко до этого священника, как и до самой Эйлии. Продолжайте за ней наблюдать. Но будьте предельно осторожны, ее окружают очень сильные немереи, и они могут догадаться, что у вас на уме.

Призрак снова поклонился и исчез. Мандрагор какое-то время сидел неподвижно, глядя в пространство. Очень удачно вышло, что Синдра честолюбива и стремится к власти: в ней нетрудно оказалось пробудить зависть. Повинна в этом меранская кровь ее отца, ибо она обрекла Синдру на меньшую силу и более короткую жизнь, чем у чистокровных элеев. Если бы она воспитывалась среди меранцев, то могла бы возвыситься, но она росла на родине своей матери, среди элеев, чья сила превосходила ее. Уже одно это могло быть достаточным, чтобы она выросла такой.

А тут еще появилась эта Трина Лиа, на которую излилось обожание всей планеты, — Эйлия Элмирия, отец которой тоже был меранским полукровкой. Однако маги и правители со всей Арайнии съезжались поклониться ей, когда она была еще младенцем, и авгуры объявили, что ее немерейская сила не уменьшится из-за крови ее отца, но будет столь же великой, как у ее матери. Синдра не могла не возненавидеть этого вундеркинда, и ржавчина зависти стала разъедать ей душу, превратившись со временем в жгучую ненависть, такую острую, что Синдра с помощью своей силы обратилась через Эфир к одному из старейших врагов Арайнии, тому единственному, который мог быть угрозой для Трины Лиа.