— Их имена, будьте добры.

— Миссис Мэри Стайлс Кантуэлл, миссис Эсмеральда Койн, миссис Кэролайн Хью Тинкер и миссис Дженет Циммер.

Уимс записал на листке только фамилии.

— Кантуэлл, Койн, Ройс… вы сказали Селфридж?

— Селфридж? — переспросил Фольц. — Кто такая Селфридж?

— Никто, — ответил Уимс. — Селфридж теперь никто.

— Никто… — эхом откликнулся Фольц.

— И каковы же ваши соображения насчет всех этих женщин? — осведомился Уимс.

— Мы думаем, вы их убили, — сказал Фольц. — Все они — богатые вдовы. Все они забрали из банка все свои сбережения, после того как побывали у вас, и все они исчезли. Мы полагаем, их тела где-то в доме.

— Вам известно мое настоящее имя? — спросил Уимс.

— Нет, — сказал Фольц. — Но когда у нас будут ваши отпечатки, думаю, выяснится, что вас разыскивают.

— Я сэкономлю вам время, — проговорил Уимс. — Скажу мое настоящее имя. Мое настоящее имя, джентльмены, Румпельштильцхен. Поняли? Давайте произнесу по буквам. Р-у-м-п-е-л-ь-ш-т-и-л-ь-ц-х-е-н.

— Р-у-м-п-е-л-ь-ш-т-и-л-ь-ц-х-е-н, — повторил Фольц.

— Думаю, вам следует позвонить и немедленно доложить об этом начальству, — сказал Уимс, протягивая к Фольцу пустую руку. — Вот телефон.

Фольц сграбастал воздух, как будто это и в самом деле телефон. При помощи несуществующего телефона он позвонил капитану Финнерти и коротко доложил, что настоящее имя Уимса — Румпельштильцхен.

— Ну и что вам сказал капитан Финнерти? — осведомился Уимс.

— Не знаю, — проговорил Фольц.

— Не знаете? — недоверчиво переспросил Уимс. — Разве он не сказал вам, что я заставляю людей проходить через зеркало?

— Верно, — кивнул Фольц. — Именно это он мне и сказал.

— Вы меня разоблачили, — сказал Уимс. — Я Румпельштильцхен, и я гипнотизирую людей, чтобы они проходили сквозь зеркала, чтобы уходили из этой жизни в другую. Вы верите в это?

— Верю, — сказал Фольц.

— Ведь, если подумать, такое вполне возможно, верно? — продолжал Уимс.

— Верно, — сказал Фольц.

— Вы тоже в это верите? — Уимс повернулся к Карни.

Карни стоял, сгорбившись от невыносимой боли в шее, плечах и голове.

— Верю, — проговорил он.

— Это прекрасно объясняет, что произошло с женщинами, которых вы разыскиваете, — сообщил Уимс. — Поверьте, они отнюдь не мертвы. Они пришли ко мне, несчастные, разочарованные в жизни, и я отправил их по ту сторону зеркала посмотреть, как там обстоят дела. И всякий раз они выбирали зазеркалье, не желали возвращаться назад. Я обязательно покажу вам зеркала, сквозь которые они ушли, только скажите сначала, есть ли еще полицейские снаружи или на пути сюда.

— Нет, — ответил Фольц.

— Только вы двое? — настаивал Уимс.

— Да.

Уимс легонько хлопнул в ладоши.

— Что ж, тогда пойдемте, джентльмены, и я покажу вам зеркала.

Он открыл дверь кабинета и придержал ее для гостей. Уимс внимательно наблюдал, как они выходят в холл, и с удовлетворением кивнул, когда оба детектива задрожали, словно от жуткого холода.

— Я же говорил — здесь как на Северном полюсе, — сказал гипнотизер. — Лучше оденьтесь, хотя, боюсь, это не очень поможет.

Карни и Фольц натянули пиджаки и плащи, однако дрожать не перестали.

— Надо взобраться на три лестничных пролета, джентльмены, — сообщил Уимс. — Мы направляемся в бальную залу на верху дома. Зеркала там. Лифт, к сожалению, давно сломан.

Лифт был не только сломан, а и вообще отсутствовал. Лифт, обшивка стен, светильники — все, что можно было снять, унесли задолго до того, как в дом въехал Уимс. Тем не менее гипнотизер предлагал детективам, ступающим по обломкам штукатурки, восхититься убранством:

— Вот золотая комната, а это — голубая, — говорил он. — Белая кровать в форме лебедя в голубой комнате, говорят, когда-то принадлежала самой мадам де Помпадур, хотите верьте, хотите нет. Вы верите? — Гипнотизер повернулся к Фольцу.

— Вам этого не доказать, — ответил Фольц.

— Разве на этом свете можно быть в чем-то уверенным, а? — вздохнул Уимс.

Карни повторил слово в слово:

— Разве на этом свете можно быть в чем-то уверенным, а?

— Эта лестница ведет в бальную залу, — сказал Уимс.

Лестница была широкая. У основания сохранился постамент, на котором когда-то стояла скульптура. Прежние перила отсутствовали — лишь торчащая арматура указывала, где находились балясины. Теперь перилами служила прибитая к стене загнутыми гвоздями труба. Из голых ступеней торчали ковровые гвозди, на некоторых еще болтались остатки красного ворса.

— На реставрацию лестницы у меня ушла уйма средств, — сказал Уимс. — Перила я нашел в Италии. Скульптура четырнадцатого века изображает святую Екатерину Толедскую — ее я приобрел в поместье Уильяма Рэндольфа Хёрста. А ковер, по которому вы ступаете, джентльмены, был соткан по моим рисункам в иранском Кермане. Идешь как по пуховой перине, верно?

Карни и Фольц не отвечали, завороженные немыслимой роскошью, однако стали высоко задирать ноги, как будто и впрямь шагали по пуховой перине.

Уимс открыл дверь бальной залы — к слову сказать, вполне приличную. Впрочем, вид ее изрядно портила надпись белой краской. «Не входить!». На ручке висели двое плечиков для пальто, глухо звякнувшие, когда Уимс открывал и закрывал дверь.

Бальная зала на верхушке башни была круглая. По периметру ее зеркала в полный рост чередовались с окнами, застекленными освинцованным стеклом пурпурного, горчичного и зеленого цветов. Из обстановки тут были три кипы перевязанных, словно для продажи, газет, две секции от игрушечной железной дороги и латунное изголовье кровати.

Уимс не стал расхваливать убранство залы. Он сразу же предложил Фольцу и Карни обратить внимание на зеркала — они были абсолютно реальны. Отражение зеркал в зеркалах превращало каждое зеркало в дверь, ведущую в бесконечную анфиладу.

— Похоже на пульт управления на железнодорожном узле, верно? — сказал Уимс. — Только взгляните, сколько путей расходятся от нас, манят к себе. — Он неожиданно повернулся к Карни. — Какой путь влечет вас больше всего?

— Я… я не знаю, — пробормотал Карни.

— Тогда через пару минут я вам что-нибудь посоветую, — сказал Уимс. — Такие решения не принимают сгоряча, ведь если человек проходит через зеркало, он — ну, или она — радикально изменяется. Правша становится левшой и наоборот — это же элементарно. Но дело не только в этом, меняется и личность человека, а главное, его — ну, или ее — будущее.

— Женщины, которых мы разыскиваем, прошли через эти зеркала? — поинтересовался Фольц.