Эйприл молчала; глаза ее наполнились слезами.

– Будь он проклят! Будь прокляты они оба! – Джек крепко, до боли сжал ее плечи. – Чем мне помочь тебе, Эйприл? Ты знаешь, то, что я чувствую к тебе…

– Не надо!

Джек ошарашено замолк.

– Чего не надо?

– Подожди. История еще не кончена.

– Эйприл, стоит ли вспоминать этот суд. Я и так готов убить себя за то, что заставил тебя пережить все это снова!

Эйприл медленно покачала головой. На лице ее застыла маска боли и отчаяния.

– Нет, я не об этом. Ты должен знать… этот человек… это был Алан Маркхем.

– Кто такой Ала… Ах, черт! Тебя домогался сенатор Алан Маркхем? – Джек вскочил с дивана, не в силах усидеть на месте.

– Да. Только он уже не сенатор. Он метит в президенты. – Эйприл встала и подошла к окну. – А мой отец ведет его предвыборную кампанию.

Джек потер лоб. Теперь разрозненные куски головоломки наконец-то сложились для него в целостную и понятную картину.

– Если эта история всплывет на свет божий, Маркхему придется худо! Подожди-ка: твой отец не помогал ему деньгами во время процесса?

Эйприл обернулась.

– Нет. Но не потому, что не хотел. Просто в тот момент у него не было свободных средств. – Как видно, Эйприл не питала иллюзий насчет своего отца.

– Но почему я не помню этой истории?

– Десять лет – долгий срок. И потом, ты в это время мог быть за границей.

– Может быть… – Джек наморщил лоб. – Да нет. Я мог быть за границей, но Франклин-то точно оставался в Штатах! Однако фамилия Морган…

– А как насчет де ла Торре?

Джек хлопнул себя по лбу:

– Так ты…

– Эйприл Мария де ла Торре. Морган – девичья фамилия моей матери. Я взяла ее, приехав в Мексику: мне подумалось, что так будет удобнее. Я не хотела, чтобы местные жители связывали мое имя с тем скандалом; это могло бы расстроить дедушку.

– Я уверен, он бы и внимания не обратил, – тихо ответил Джек.

Эйприл резко повернулась к нему.

– Ты-то откуда знаешь?

Джек отшатнулся, словно получил пощечину. Неужели она по-прежнему ему не доверяет?

– Понимаешь, каждый раз, когда ты говоришь о своем деде, лицо у тебя становится наивным и мечтательным, словно у маленькой девочки. – Эйприл подняла брови, и Джек улыбнулся в ответ. – Да, Эйприл, да. Ты не совсем разучилась радоваться жизни, и, думаю, за это нужно благодарить твоего дедушку.

Плечи Эйприл поникли. Джек шагнул было к ней, но вовремя вспомнил, что должен держать себя в руках.

– Иди ко мне!

Он не протянул к ней рук – сейчас она должна была принять решение сама. Не то чтобы Джек устраивал Эйприл испытание, он вовсе не обдумывал того, что делает, и в своих действиях руководствовался чем угодно, кроме сухого расчета. Он просто знал, что сейчас Эйприл сама должна подойти к нему.

– И что будет?

От этой отчаянной попытки «подстраховаться» у Джека защипало в глазах, и он поклялся про себя, что закончит дело, начатое дедушкой Эйприл.

– Честно? – Он улыбнулся во весь рот и получил в ответ робкую улыбку. – Только подойди поближе, а уж я позабочусь о том, чтобы это чудное мечтательное выражение появлялось у тебя на лице всякий раз при мысли обо мне.

– Ах ты нахал! – взвизгнула Эйприл и бросилась вперед – прямо в его гостеприимные объятия.

Джек подхватил ее на руки и покрыл поцелуями. Своими ласками он пытался выразить все обуревающие его чувства, но вскоре понял, что поцелуев для этого недостаточно.

– Кофейный столик или кровать?

Эйприл не сразу поняла смысла вопроса. Когда же поняла, щеки ее вспыхнули жарким пламенем – но не стыда, а желания.

– Кровать.

С этим словом она взглянула Джеку в лицо и увидела, как его зеленые глаза потемнели от страсти, а зрачки стремительно расширились.

Одной рукой Джек подхватил ее под коленки, а другой прижал к своей груди. Распахнув дверь ногой, он внес Эйприл в спальню и поставил на пол в изножье необъятной кровати.

– Знаешь, как тяжело мне было прощаться с тобой прошлой ночью?

Эйприл радостно улыбнулась в ответ. Впервые за многие годы она чувствовала себя легко и свободно.

– Думаю, примерно так же, как и мне. Джек загадочно усмехнулся. От этой усмешки колени Эйприл подогнулись, и все мысли о Маркхеме мгновенно вылетели из головы.

Нельзя сказать, что Эйприл ослепла от любви. Конечно, она не могла не замечать его пронзительных, настойчивых взглядов. Но сейчас желала только одного: упасть на постель и ощутить на себе тяжесть Джека. Она желала его всего: глаз, улыбки, умелых рук, твердости и пламенного жара его мужского существа, а все остальное ее не интересовало.

В этот миг Эйприл чувствовала себя по-настоящему счастливой и желала только одного: чтобы это продолжалось вечно.

– Да вы, мисс Морган, кажется, пытаетесь меня соблазнить? – Джек наступал на нее, тесня к кровати. – Что ж, придется устроить вам маленькое представление!

Эйприл бросила на него кокетливый взгляд из-под полуопущенных ресниц. Его шутливое настроение, столь контрастирующее с серьезностью прошлой ночи, подбодрило ее.

– Какое же, мистер Танго?

Не отрывая от нее глаз, Джек поднял руку и провел пальцем по изящной линии ключицы, выступающей из-под низкого выреза блузки.

– Я покажу тебе, чего хочу, а ты скажешь, нравится тебе это или нет.

От звуков его голоса, низкого и хриплого, по позвоночнику Эйприл пробежала дрожь. А Джек, как ни в чем не бывало, водил пальцем по ее шее и подбородку – словно впереди у него была целая вечность. Впрочем, многим ли отличается вечность от одной ночи?

– Я… я думаю… – Палец добрался до уха, и Эйприл замолкла. Словно зачарованная, смотрела она, как кудрявая голова Джека склоняется все ниже и ниже – пока, наконец, он не коснулся губами ее мочки.

– Не думай, mi tesoro. Ни о чем не думай. Только чувствуй, – прошептал он ей в самое ухо.

– Я так и делаю. – Джек прикусил нежную мочку зубами, и Эйприл утратила дар речи. С губ ее срывались тихие стоны, между бедер нарастало болезненное напряжение – и Эйприл была готова на все, чтобы облегчить эту сладкую боль. Недолго думая, она подняла ногу и обвила ее вокруг мощного мужского бедра.

– Боже мой! – прошептал Джек, а зачем подхватил ее на руки и поднял в воздух, проделав то же самое с другой ногой. – Как ты быстро учишься, corazon!

– Это инстинкт. Джек… Ах, Джек, покажи мне еще что-нибудь! – Слишком поздно она поняла, что делать Джеку такие предложения – все равно что размахивать красной тряпкой перед носом у разъяренного быка. Но теперь Эйприл ничего не боялась.