работы, в которых рассматриваются не только археологические проблемы, но и вопросы исторической интерпретации добытого материала. Среди этих работ этапное значение имеет исследование Б.А. Куфтина (Куфтин Б.А., 1944, с. 291), в котором дается анализ металлических изделий, в частности трубчато-обушных топоров; это первая серьезная попытка выявления генезиса названного типа орудий, характерного именно для Колхиды, доказательства его автохтонного происхождения, освещение его роли в становлении одного из ведущих орудий последующей эпохи, а также путей его дальнейшего распространения за пределами Западного Закавказья. Вопросы генезиса и типологии трубчато-обушных топоров были рассмотрены и в работах Д.Л. Коридзе (Коридзе Д.Л., 1965). Наконец, обобщение всего колхидского археологического материала с целью установления преемственных связей между колхидскими культурами отдельных эпох, а также увязки археологического материала с данными топонимии и письменных источников предпринято в работах Т.К. Микеладзе (Микеладзе Т.К., 1969; 1974). В связи с изучением культур периода средней бронзы особое значение приобретает его последняя книга, в которой рассмотрены все аспекты, так называемой протоколхской культуры первой половины II тысячелетия до н. э. (Микеладзе Т.К., 1990).

Как уже было сказано, на остальной, большей части Закавказья в исследуемую эпоху бытовали близкие по облику, родственные культуры, отличные от протоколхской культуры Западного Закавказья; наиболее яркими их признаками являются подкурганные захоронения, расписная (на красном фоне черная роспись, реже на светлом красная, черная и коричневая) и чернолощеная посуда, орнаментированная резьбой, пунктирным либо точечным орнаментом. Систематическое изучение памятников этой культурно-исторической провинции началось с середины 30-х годов, когда Б.А. Куфтиным в высокогорной части Грузии, в Триалети, была открыта серия неизвестных до тех пор богатых «царских» или «княжеских» курганов с пышными захоронениями родо-племенной знати. Погребения характеризовались кремацией, наличием погребальных колесниц или деревянных лож, набором парадной посуды, уникальными изделиями из драгоценных металлов (Куфтин Б.А., 1940; 1941; 1943б; 1948). Эти открытия явились подлинной сенсацией. Весьма значительным по тому времени оказался и размах раскопок — за несколько сезонов здесь было открыто свыше 50 курганов, разновременные могильники и несколько древних поселений.

Помимо открытия памятников новой культуры, огромной заслугой Б.А. Куфтина явилась их историческая интерпретация; эти уникальные комплексы он рассмотрел на широком фоне кавказского и переднеазиатского материала, выявил сущность связей нового культурного очага с соседними и более отдаленными культурами, поднял проблему этнической принадлежности племен — создателей этих памятников, наметил их абсолютную и относительную хронологию. Сопоставляя вновь открытые комплексы с известными, но не осмысленными к тому времени, разрозненными материалами, Б.А. Куфтин впервые выделил эпоху средней бронзы Закавказья, суммарно датировал ее первой половиной II тысячелетия до н. э. Своеобразие же триалетских комплексов дало ему основание объединить их в понятие «триалетская культура». В конце 40-х годов аналогичные комплексы были также выявлены Б.А. Куфтиным в Шида Картли, на территории современной Юго-Осетии; так, в с. Нули, в частности, он исследовал коллективные погребения с широким набором разнообразных металлических изделий (Куфтин Б.А., 1949а, с. 31), а также несколько курганов с рядовыми захоронениями (Куфтин Б.А., 1974, с. 171). Значительно позднее аналогичный коллективный могильник был открыт в с. Квасатали (Джапаридзе О.М., 1955, с. 23).

Научное предвидение Б.А. Куфтина — ученого большого таланта и огромного диапазона знаний — в дальнейшем полностью оправдалось (Джапаридзе О.М., 1982). Открытая им триалетская культура сразу же заняла свое прочное историко-хронологическое место в ряду других культур Кавказа, послужила стимулом к дальнейшим поискам. В 1948 г., в частности, на территории Армении Б.Б. Пиотровским был открыт новый блестящий памятник триалетского типа — Кироваканский курган, давший уникальный набор бронзовых предметов, а также великолепные золотые и серебряные изделия (Пиотровский Б.Б., 1949а, с. 46; 1955б; Мартиросян А.А., 1964, с. 64). В конце 40-х годов весь накопившийся к тому времени материал был обобщен и интерпретирован в его курсе лекций по археологии Закавказья, явившемся ценнейшим вкладом в кавказоведение и определившим последующее направление его развития (Пиотровский Б.Б., 1949).

С конца 50-х годов начинается новый этап в изучении триалетской культуры, которому сопутствует открытие серии уникальных памятников. Работы возглавил О.М. Джапаридзе. В этот период были возобновлены раскопки погребальных памятников Триалети, давшие незамедлительные результаты: в одном из курганов, в частности, впервые была обнаружена деревянная четырехколесная повозка поразительной сохранности (Джапаридзе О.М., 1960). Начались исследования на Зуртакетском плато, являвшемся естественным продолжением Цалкинского. Здесь исследовались крупные курганы с каменными насыпями и огромными погребальными залами. Добытые материалы были суммированы сначала в серии статей, а затем в обобщающей монографии О.М. Джапаридзе; в ней подняты проблемы этнической принадлежности носителей триалетской культуры, вопросы периодизации памятников (Джапаридзе О.М., 1969), которых несколько раньше касался также А.А. Иессен (Иессен А.А., 1965а, с. 18). О.М. Джапаридзе было высказано предположение относительно формирования триалетской культуры на основании предшествующей, куро-аракской; этим отвергался тезис о появлении ее на Кавказе вследствие каких-то этнических передвижений.

Накопленный к концу 60-х годов материал требовал дальнейшего исследования различных аспектов триалетской культуры. К этому времени все еще отсутствовала детально обоснованная периодизация ее памятников, не решена была также проблема ее генезиса. В эти аспекты существенный вклад внесли исследования Э.М. Гогадзе, в которых автор, опираясь на сопоставления памятников типа Триалети с хорошо датированными переднеазиатскими комплексами, обосновал их трехчленную периодизацию, а также проследил компоненты, участвовавшие в сложении триалетской культуры (Гогадзе Э.М., 1970а, б; 1972). Важным этапом в этом направлении явилось полное воссоздание всех погребальных комплексов Триалети, открытых, но так и не опубликованных в свое время Б.А. Куфтиным (Жоржикашвили Л.Г., Гогадзе Э.М., 1974). Изучение комплексов триалетской культуры на территории Грузии продолжалось и в дальнейшем. Так, в южной ее части (Квемо Картли) впервые были исследованы курганы, давшие материалы несколько иного облика — своеобразную тонкостенную чернолощеную посуду с тонкорезным орнаментом, своеобразные ювелирные изделия, оружие и орудия труда (Гобеджишвили Г.Ф., 1967, с. 13; 1980; Джапаридзе О.М., 1975, с. 137). Было установлено, что в отличие от ранее известных памятников «цветущей поры» триалетской культуры погребения нового типа характеризуют ее самый ранний этап. По месту первоначального обнаружения последних на плато Бедени они получили название «беденских». Еще один крупный очаг триалетской культуры был открыт в пределах юго-западных границ Грузии, в горной части Месхет-Джавахети, на Артаанской Куре. Имея много общего с триалетским центром, памятники этого очага, однако, характеризовались специфическими, локальными чертами (Джапаридзе О.М., Киквидзе Я.А., Авалишвили Г.Б., 1971; 1974; 1977; 1981). Примерно в этот же период исследовалась группа погребений с уникальным металлическим инвентарем в с. Лило (Гогадзе Э.М., 1976). Вместе с курганами, открытыми в г. Тбилиси (Тбилиси, 1978, I, с. 48), они характеризуют еще одну территориальную группу памятников триалетской культуры.

70-е годы ознаменовались открытием ранних «беденских» погребений в ряде новых