– Ну и имена – паноптикум какой-то! – произнесла Сусана.

– Это классические имена ведьм: легенда о них возникла как раз на базе легенды о дамах, поэтому и имена они получили уже готовые – те же, что носили дамы. Я уже вам говорил, что Лаура, вдохновительница Петрарки, на самом деле была Бакуларией, это дама под номером один. Фасцинария, номер два, служила источником вдохновения Шекспиру: это она стала Смуглой леди его сонетов. Идет там речь и о встрече Херберии, дамы номер три, с Мильтоном; о Мальярде, номер четыре, в связи с Гёльдерлином; о Ламии, номер пять, и Китсе; о Малефиции, номер шесть, и Уильяме Блейке… И так далее, до Борхеса[27] с Сагой. Я догадываюсь, о чем вы сейчас думаете: что все это – детская сказочка, замешанная на теории литературы. Я сам, откровенно говоря, думаю точно так же. Но, как сказал поэт, «здесь есть метод»[28].

Сусана согнула колени, уперев ноги в пол. Она только что раскурила сигарету с марихуаной.

– Итого, – сказала она, – на протяжении всей истории некие таинственные существа в облике прекрасных женщин…

– …Или привлекательного вида мужчин, – поправил Сесар, – или стариков, или детей… Они могут принять любой облик, стать любым человеком…

– …занимаются тем, что вдохновляют поэтов. Очень хорошо. А для чего? Какой у них интерес этим заниматься?

– Вот в этом-то – гордиев узел. Великая тайна. Не забывайте, что легенда о музах тоже берет начало отсюда: богини, дарующие артистам столь необходимое творческое вдохновение… Но… почему? – Лицо Сесара расплылось в широчайшей улыбке.

– Ты-то, конечно, это уже установил, – поставила диагноз Сусана, запустив пальцы в волосы.

Сесар сделал двусмысленный жест.

– Ты уж точно знаешь, черт тебя побери! – засмеялась она и швырнула в него лежавшей на ковре подушкой.

«Они оба воспринимают все как очередную игру, – пришло в голову Рульфо, – как одну из этих своих домашних оргий, которые устраиваются для друзей в уик-энд».

Сам он в общем развлечении не участвовал. Растущая тревога ледяной рукой сжимала его желудок. Тем не менее он понимал, что происходит: благодаря этому необыкновенному приключению Сесар и Сусана вернулись в старые благословенные времена и теперь, как заговорщики, обмениваются взглядами и улыбками, а также используют весь тот набор жестов, который представляет собой инвентарь их собственного языка – языка супружеской пары, которая вновь прекрасно себя чувствует после периода охлаждения. Он обязан воспрепятствовать тому, чтобы они снова увязли в этой опасной трясине.

– Ну что, может, ты наконец скажешь нам, в чем тут дело? – попросила Сусана.

– Спокойно, наберись терпения… Ключ я нашел в рассказе о встрече Мильтона с Херберией, дамой номер три, той, что Карает. Сначала предыстория. Английский поэт Джон Мильтон в молодости предпринял путешествие в Италию, году где-то в тысяча шестьсот тридцать восьмом или тридцать девятом. Это подтвержденный исторический факт. Но в этой книге речь идет о том, что во время своего пребывания в Италии Мильтон установил контакт с сектой и даже присутствовал на некоторых из их странных ритуалов. Кстати, согласно этой книге, очень немногие поэты знали о реальном существовании секты. И Мильтон был одним из них. Ему довелось в том числе созерцать Херберию в облике некой юной тосканки по имени Алессандра Дорни. Он видел ее танцующей при свете солнца во время одного из ритуалов и ночью того же дня

языки пламени

присутствовал на церемонии казни в некой пещере, в которой секта имела обыкновение собираться… Ну вот, Сусана, ты опять мне не веришь – по лицу видно… Прошу тебя об одном: дослушай до конца,

языки пламени пляшут перед его глазами

а потом уж суди… Прочту вам абзацы с описанием процедуры казни… Готовьтесь услышать самое странное из того, что когда-либо слышали…

Языки пламени пляшут перед его глазами.

Языки пламени, завораживающие, искрятся, словно удары хлыста. Словно то удивительное тело, которое он видел на пустынной равнине в окрестностях Флоренции.

Его провели через ржаное поле, до скал. Там, за бурным серебристым водопадом, был вход. Проводником ему служил семнадцатилетний юноша, выходец из Равенны, одетый в темный балахон из грубого холста и с явной печатью страха на лице. Да и сам он – молодой английский джентльмен, хорошо воспитанный, с утонченными манерами, – не чувствовал себя более спокойным. По дороге он навоображал себе многое: что-то абсурдное, нечто ужасное, но все сходилось в одной точке – в том теле, той змее в человечьем обличье: Алессандре Дорни. И, несмотря на испытываемый страх, он жаждал вновь увидеть ее.

То, что он ее увидит, ему обещали.

А также заверили в том, что очень скоро он страстно возжелает, чтобы время повернулось вспять и она никогда ему не встретилась бы. Они спустились по каменным ступеням в просторную пещеру, освещенную светом факелов. Пол у входа был выложен мозаикой в помпейском стиле. Изображения мифических сторуких гигантов покрывали стены до самого потолка. Обширное пространство уходило куда-то вглубь скалы. Посредине был установлен каменный жертвенник, накрытый чем-то черным и окруженный трепетным пламенем. Зеркало в раме с подсвечниками украшало противоположную стену, а по обе стороны от него поднимались ступени лестниц, ведущих в верхние помещения. Молчаливые присутствующие в масках образовали античный хор. Стоял пронизывающий холод, и юный Мильтон поплотнее закутался в свой плащ.

Обстановка была гнетущей. Все застыли в ожидании казни.

Только осужденный и Мильтон были без маски. Первый стоял возле жертвенника, облаченный в белую тунику. Связан он не был, но, казалось, потерял всякую способность к движению или же желание двигаться. Его лицо выражением напоминало баранью морду. Это был пожилой человек с патлатой бородой. Мильтон знал, что его приговорили к наказанию за то, что он распространялся о Них перед теми, перед кем не следовало. Поэт подозревал, что его приглашение на эту ордалию было своего рода серьезным предупреждением ему самому.

Пока он созерцал сияющее пламя, ему вспомнился последний разговор, который состоялся у него во Флоренции с одним сектантом, иерофантом, занимающим высокое положение. Тот рассказал ему многое: назвал имя и символ каждой из дам, говорил о невообразимой древности секты, о восковых фигурках, которые изготавливались ими же и звались имаго, и что благодаря им дамы могут жить вечно… И об их миссии, состоящей в том, что они выявляют и вдохновляют поэтов. В этом месте удалось вставить вопрос: «Для чего они это делают?» Иерофант не ответил: он просто посоветовал ему побывать ближайшей ночью на церемонии казни.