Положение правительства, как ни странно, ухудшилось из-за того, что Первая мировая закончилась. Когда в конце октября 1918 года пришло известие, что кайзеровская Германия капитулирует, глава Директории Авксентьев сразу понял, чем это грозит Белому движению.

— Вот тебе и на! — только и мог он выговорить.

«Поражение кайзеровской Германии оказалось роковым для дела борьбы с большевизмом, — говорили тогда в Омске. — С этого момента помощь приходила нерешительная, как будто исподтишка. Продержись Германия дольше, помощь союзников вылилась бы в иные формы».

А так чешско-словацкий корпус сразу утратил интерес к участию в боевых действиях против Красной армии. 6 ноября генерал Болдырев сказал на заседании правительства, что на фронте сражаются только русские войска, чешские части ушли на отдых. Они больше не горели желанием поддерживать демократические силы России. Для них война закончилась, и они хотели только одного — поскорее вернуться домой.

«Дальний Восток, откуда могла и должна была прийти смерть большевизму, становится для большевиков все менее опасным, ибо здесь гноится все то, что должно было создать сибирскую белую военную силу, — с горечью писал генерал-лейтенант барон Алексей Павлович Будберг. — Все это было бы очень смешно, если бы не было так бесконечно печально; вся судьба России на Дальнем Востоке болтается в таких дряблых, бесхарактерных, увертливых или ненормально бурных руках…»

Сопротивление большевикам целиком зависело от поддержки союзников.

Директория обратилась к Вудро Вильсону: «Россия не погибнет. Она больна, но не мертва… К президенту Великой Северо-Американской республики, признанному бескорыстному апостолу мира и братства среди народов, обращен первый призыв Временного Всероссийского правительства. Вся прежняя помощь России со стороны ее союзников окажется напрасной, если новая помощь придет слишком поздно и в недостаточно широких размерах. Каждый час промедления грозит неисчислимыми бедствиями для России, для самих союзников и для всего мира».

14 ноября в здании гарнизонного собрания устроили праздничный обед по случаю прибытия в Омск французских офицеров. Оркестр, как и положено по дипломатическому протоколу, исполнил гимн Франции — «Марсельезу». Пьяные офицеры во главе с атаманом Иваном Николаевичем Красильниковым потребовали сыграть «Боже, царя храни». И, угрожая револьверами, заставляли всех встать. Французские и американские консулы в знак протеста покинули зал — после Февральской революции Россия стала республикой, и прежний гимн отменили.

Вечером 15 ноября товарищ министра внутренних дел Евгений Францевич Роговский, дворянин, член ЦК партии эсеров и член Учредительного собрания, предупредил правительство: правые готовят переворот.

Главком Болдырев подписал приказ: «Армия вне политики, публичное выявление своих политических симпатий совершенно недопустимо со стороны представителей армии». Но через сутки главком срочно отбыл на Уфимский фронт, а Колчак, которому сообщили, что генерал Болдырев покинул город, напротив, утром 17 ноября вернулся в Омск. Приказ действовать был отдан. И к ночи свершился военный переворот.

Три сотни казаков разоружили батальон государственной охраны, подчинявшийся заместителю министра внутренних дел Евгению Роговскому. Член Директории Владимир Михайлович Зензинов, эсер по политическим взглядам, вспоминал, как они сидели у Роговского и пили чай. Вдруг открывается дверь, и врываются несколько десятков офицеров с криком:

— Руки вверх!

Почти все были пьяны. Свергнутых членов Директории держали в сельскохозяйственном училище, которое занял под свой штаб казачий атаман Красильников. Потом выслали из Омска. Сопровождали их британские солдаты, дабы министров по дороге, как водится, не расстреляли при попытке к бегству.

Председатель совета министров Петр Васильевич Вологодский узнал об арестах в половине четвертого утра. Телефонными звонками подняли с постели остальных членов правительства: Директория арестована, назначено чрезвычайное заседание кабинета министров. Когда собрались, настроение было подавленное. Вологодский был потрясен, расплакался, потребовал арестовать организаторов переворота.

Но его никто не поддержал, напротив, все заговорили:

— Сделано то, что нужно!

Директория всем надоела. Правые министры уверенно говорили, что необходимо сосредоточить всю власть в руках одного человека, верховного правителя.

— Значит, диктатура, — утвердительно сказал один из министров.

А кто же в таком случае диктатор? Прозвучали три имени: генерал Болдырев, генерал Хорват и вице-адмирал Колчак. Один из министров проголосовал за Болдырева. Выходец из крестьянской семьи, он храбро воевал, придерживался демократических убеждений, но был мало известен в армии. Остальные отдали голоса Колчаку.

На том же заседании правительства Александра Васильевича произвели в полные адмиралы. Через несколько дней он встретился с журналистами, с чувством превосходства сказал:

— Меня называют диктатором — пусть! Я этого слова не боюсь.

— Очевидно, что это будет очень скверный диктатор, — меланхолически заметил один из министров, — для диктатуры одной импульсивности и вспыльчивой решительности очень недостаточно…

По всему городу были развешаны листовки с обращением к народу России. Омичи первыми узнали, что Всероссийское Временное правительство (то есть Директория) низвергнуто и власть перешла к Колчаку. А сам он принял присягу на верность государству и законам страны. В Успенском соборе архиепископ Омский Сильвестр благословил Колчака на службу России.

Военный переворот есть военный переворот. По всему городу начались аресты. Озлобленные офицеры расправлялись с политическими противниками. Заодно сводили счеты с неугодными. Через месяц после военного переворота, 22 декабря, отряд большевиков поднял в городе восстание. Оно было жестоко подавлено, но большевики успели напасть на тюрьму, желая освободить заключенных. Выпустили двести человек.

Несколько десятков эсеров, в том числе члены Учредительного собрания, которых бросили за решетку после взятия власти Колчаком, не захотели бежать, считая это недостойным поступком, и вернулись в тюрьму… Это было роковое решение. На следующий день группа офицеров из отряда атамана Красильникова забрала из тюрьмы наиболее известных заключенных (не хотели, чтобы они вышли на свободу). Их отвезли на берег Иртыша и прямо на льду расстреляли или зарубили.

Так началось колчаковское правление. Александр Васильевич Колчак — историческая фигура, его деяния нуждаются в справедливом и объективном освещении, но что было, то было. В те дни колчаковские офицеры совершали убийства по всему городу.

Дмитрий Федорович Раков, член ЦК партии эсеров, тоже был арестован, но выжил. «Разыскивать трупы убитых было чрезвычайно трудно, — вспоминал он, — убитых было бесконечное множество, не меньше 1500 человек. Целые возы трупов провозили по городу, как возят зимой бараньи и свиные туши».

Историки отмечают, что, приняв участие в государственном перевороте, Колчак совершил измену, что по тем временам каралось смертной казнью. Но не это главное — поразительно, с какой легкостью отвергались все попытки переустроить жизнь на демократических началах! Призывы действовать спокойно, медленно, обдуманно, осторожно не находили отклика. Шансы были только у радикалов. Как избавить страну от хаоса? Самим взять власть.