Я объяснила, кто я, чего хочу, и добавила, что Валия направила меня к нему.

Бен презрительно фыркнул, пройдя мимо меня, отпер дверь, ведущую в котельную, шагнул вниз, но дверь оставил открытой, и я решила, что мне можно последовать за ним.

Я спустилась и поняла, что очутилась в персональном святилище Бена. Почти все пространство занимала печь, старинное и пугающе ржавое чудовище. На оставшемся месте стояли стол, а на нем котелок, деревянный кухонный стул и небольшой керосиновый обогреватель. Свою газету Бен постелил на стол, а сверху выложил пачку сигарет и коробок спичек. Жестом он показал, что я могу сесть.

— Вы откуда — из благотворительного общества, а? — доброжелательно поинтересовался он.

— Нет, я… по личному делу. Бен, вам приходится видеть бездомных, которые ночуют на паперти, или они всегда уходят до того, как вы выходите на работу?

Он достал сигарету из пачки и закурил. Тряся одновременно головой и спичкой, чтобы загасить огонек, он ответил:

— Да нет, я их почти никогда не вижу. Они убираются раньше, потому что знают, я им помогу пинком под зад.

Вот вам и милосердие священнослужителя. Ясно, что подчиненные не разделяли его воззрений.

— А не знаете ли вы, случайно, старика, довольно вонючего, по имени Джонти? Или другого, немного почище, которого зовут Алби Смит? По-моему, Алби регулярно ночевал здесь.

— Журналистка? — спросил Бен, не отвечая на мой вопрос.

— Нет, я не журналистка. Я же говорила, что пришла по личному делу.

Бен приуныл, и я сообразила: наверное, журналисты щедро платят за интервью. Но денег у меня при себе не было. Оставалось только ждать.

— Сегодня утром воняло ужасно, — заметил Бен. Мне показалось, что он не стал хуже ко мне относиться из-за того, что я не предложила ему денег. Я решила, что попытка не пытка. — Жалко, я не видел, кто там так навонял. Уж я бы схватил засранца и заставил его самого убирать за собой! Бог знает что они там вчера вытворяли.

Бог, возможно, и знал, а я только пыталась все выяснить.

— После них что-нибудь осталось, например одежда или одеяла?

— Только лохмотья. Я сжег их в печи. — Бен ткнул пальцем в печь. — Не особенно оно горело. Но если я нахожу что-нибудь горючее, то засовываю в печь. Все топливо.

Я робко спросила:

— А нельзя достать оттуда то, что осталось?

Он бросил на меня изумленный взгляд:

— Мне что, больше делать нечего, как доставать барахло из печки, только чтобы вас позабавить?

Я покосилась на стол, на газету и сигареты. Бен нахмурился, потому что понял намек:

— У меня перекур.

— Бен, когда вы уходите домой? То есть… во сколько вы обычно закрываетесь?

Он показал на потолок:

— Наши дамы заканчивают уборку около пяти, а я запираю все в шесть. Не имею права оставлять храм открытым. Иногда, правда, преподобный просит открыть храм вечером, но он предупреждает меня заранее. Конечно, у него есть свои ключи. — Бен подошел к столу, повернулся ко мне и воскликнул: — Да на что вам эти лохмотья?

— Просто хочу на них взглянуть… может, узнаю.

Бен с шумом выдохнул воздух, показав гнилые пеньки зубов. Потом достал длинный металлический прут с крюком на конце. Встревожившись, я подумала было, что он собирается выставить меня прочь. Но он сунул крюк в отверстие печи и потянул на себя. Распахнулась круглая металлическая дверца. Бен сунул полезный крюк внутрь и принялся рыться в пепле. Потом он выпрямился и обернулся ко мне. С крюка свисал грязный, рваный кусок габардина, который когда-то был плащом.

— Ну вот. Все, что не сгорело. Довольны? — Он удивленно поднял брови. — Там был еще обрывок одеяла. Поискать?

Для меня это ничего не значило. Я покачала головой. Бен снова сунул свой прут с крюком в печь. Захлопнул дверцу и постучал прутом по металлическому чудовищу. Оно отозвалось гулким пещерным ревом.

— Труба забилась, — пояснил он. — Ее всю надо менять.

— И все? — спросила я. — Больше вы ничего не нашли?

— Только то, чего и можно было ожидать, — ответил Бен. — Бутылку из-под виски. Эти старые алкаши живут на одном спиртном. Как бы плохо им ни было, им всегда удается раздобыть себе выпивку. Бутылка и еще пачка из-под сигарет. Пачку я бросил в печь, а бутылку — в мусорный бак, вон там, снаружи.

Скрестив пальцы на удачу и боясь дышать, я спросила:

— А она еще там? Можно на нее взглянуть?

— Конечно, она еще там. Ведь мусор еще не вывозили, так? Смотрите сколько хотите. Я только об одном прошу: уберите потом за собой. Не разбрасывайте мусор.

— Который бак? — Я вспомнила, что их три.

Бен нахмурился:

— По-моему, последний. В который вы только что заглядывали.

Я еще раз поблагодарила смотрителя-истопника и оставила его наслаждаться газетой, а сама поднялась по ступенькам, вышла на улицу и направилась к мусорным бакам за кустами.

Я сняла крышку с того бака, о котором говорил Бен, и вгляделась в серую массу. Очень не хотелось погружать туда руки. Мне явно не хватало полезного инструмента вроде кочерги Бена. Я вернулась в подвал. Бен, читавший футбольную полосу, сердито вскинул на меня голову:

— Ну а теперь чего вам нужно? Нет, кочергу не дам. Она мне самому нужна.

— Вы же сейчас ею не пользуетесь, — заметила я.

— Ага, а если вы с ней сбежите, я уже никогда не буду ею пользоваться, ясно?

Я поклялась, что не уйду, не вернув ему инструмент. Бен взял кочергу и посмотрел на нее так, словно она была золотая, потом нехотя протянул мне. Он держал ее на вытянутых руках, словно жезл, и торжественно передал мне. Наверное, для него кочерга и была своего рода символом власти.

Я снова поднялась наверх и принялась рыть кочергой канавки в мусоре. Сначала мне попадались только конфетные фантики и прочий бумажный мусор. Но наконец, после многих старательных попыток, кочерга звякнула о стекло, и показалось горлышко бутылки. Я осторожно вытянула ее — пустая пол-литровая бутылка из-под виски «Беллз».

Я снова накрыла бак крышкой и спустилась в котельную. Бен, который, очевидно, прочитывал газету с конца к началу, успел перейти от спортивных новостей к политическим скандалам на второй полосе. Я поставила кочергу рядом с печью и поблагодарила его за доброту.

Он сурово взглянул на свое имущество, проверяя, не испортила ли я его. Я протянула ему бутылку из-под виски:

— Вы эту бутылку нашли?

— Точно, эту. — Он кивнул и сразу утратил к ней интерес. Перевернул последнюю полосу газеты, дойдя, таким образом, до начала. Почти всю первую полосу занимала фотография грешника-политика об руку с длинноногой красоткой. Бен, цыкнув зубом, внимательно рассмотрел фотографию и вынес свой вердикт: