Я села и наполовину раскрыла застежку-«молнию» спального мешка.

— Гевин, забирайся сюда, согреешься.

Он повернул голову. Его шея была столь напряжена, что я чуть не рассмеялась.

— Все в порядке.

— Забирайся сюда, — повторила я, — мне тоже холодно, погреем друг друга.

— Мы поместимся вдвоем?

— Будет уютно.

Он снял ботинки и влез ко мне в мешок. На самом деле в нем было мало места, но мы прижались друг к другу и ухитрились закрыть застежку-«молнию» поверх наших бедер. Вскоре мы оба смеялись. Я нащупала пальцем застежку и дернула вверх. Мы очутились в герметичной упаковке спального мешка, грудь к груди, губы к губам, моя рука застряла возле уха без возможности как-нибудь двинуть ею. Он начал смягчаться.

— Что нам сейчас нужно, — сказал он, — так это натянуть поверх нашего другой мешок.

— И как мы сможем его достать?

— С трудом.

Ему удалось вытащить руку и схватить свой рюкзак. Он довольно легко отсоединил свой спальный мешок от ранца. Но для его освобождения от водонепроницаемой упаковки нашим свободным рукам потребовалось около десяти минут. Девять из этих минут ушло на то, чтобы он осознал, как близко находились мои губы, и поцеловал меня. Я не представляла себе, что он делал ночью.

Мы развернули спальный мешок. Он был желтого цвета с коричневыми вставками по сторонам. Мешок расплющился, как раскатанная кожа. Тот мешок, в который втиснулись мы, был голубого цвета. Он топорщился от наших тел. Попасть ногами в отверстие желтого мешка казалось невыполнимой задачей, и первые две попытки закончились стуканием колен друг о друга и общим провалом, сопровождавшимся смехом. Мы поняли, что должны двигаться так, словно составляем одно целое.

Дюйм за дюймом я перемещала свое тело, пока не повернулась к нему спиной. Его колени вошли в изгибы моих колен, моя задница прижалась к его паху. Его руки обхватывали мою грудь, лицо уткнулось в мою шею. Мы пихали друг друга. Я ощущала его всей длиной своего тела, но для свободы движений не было никакой возможности. Я едва могла повернуть голову, чтобы поцеловать его.

Мы свернулись так, что я лежала на Гевине, затем одновременно подняли ноги, причем я держала верх желтого спального мешка, а Гевин поддерживал меня. Это сработало. Я натянула мешок на наши колени, потом на бедра.

После этого мы извивались и перекатывались.

К этому времени мы уже были заключены в два спальных мешка и согрелись. Солнце билось о горизонт, посылая вверх оранжевое свечение. Гевин обнимал меня из-за спины и целовал мою шею. Я чувствовала, как погружаюсь в счастливый сон. Поскольку раздеться не было никакой возможности, я вскоре снова задремала.

Когда я проснулась, солнце располагалось над деревьями, а желтый спальный мешок усеяли насекомые. Гевин спал. Его левая рука обнимала меня. Мне было слишком жарко от одежды и его горячего тела. Кроме того, хотелось помочиться. Я открыла застежки-«молнии» на обоих спальных мешках и вылезла наружу — гораздо проще, чем влезла в мешки.

Вернувшись, я увидела, что Гевин уже не спит. Он лежал на спине, все еще в обоих спальных мешках, глядя в небо. Я проследила направление его взгляда, а он сказал:

— Прекрасное утро. Взгляни на небо, Кэт.

Назад мы возвращались тем же путем, что пришли сюда. На этот раз медленнее, поскольку еще не отошли от ночи, проведенной на голой земле. Гевин выглядел счастливым и беззаботным. Он шутил и целовал меня при любой возможности. На Рафторе он повалил меня на землю, прямо на пакет чипсов. Солнце ярко сияло. Мне следовало запомнить этот день, как самый прекрасный. Но когда вспоминаю его, возникает ощущение, будто в нем было упущено что-то очень важное. День представлял собой огромный шар очарования, солнечного света, свежего воздуха и любви. Но в середине этот шар был полым. И я не вполне уверена, знаю ли, что там должно было находиться. Что-то весомое, способное связать нас с землей и не позволить улететь очарованию. В то время я едва ли осознавала это. Просто досадная мелочь в голове, которую легко отбросить.

К вечеру мы вернулись домой и направились прямо к Мелу и Шейле. Они обещали хорошо угостить нас. В задней части их квартиры помещался балкон, как раз над студией татуировок, и Мел построил там жаровню из кирпичей и мелкоячеистой сетки. Когда мы прибыли, запах раскаленного угля распространялся в летнем воздухе. Предвкушение трапезы с жареным мясом и холодным пивом разжигало аппетит.

Вскоре мы оба, хотя Мел был искусным кулинаром, переворачивали жарившееся мясо и сняли его с жаровни, прежде чем на нем образовалась черная корка. Шейла приготовила большие миски салата и зажгла свечи, добавив очарования аппетитному запаху еды. Мы рассказывали о своей прогулке, о своем сильном впечатлении от пребывания на вершине Браун-Уилли, о магическом спокойствии озера Дозмэри в сумерках.

Шейла поведала о странных происшествиях на его берегах. О встречах с людьми, в существование которых было трудно поверить. Об островах, которые виднелись на озере в сумерках, но исчезали при дневном свете. О таинственных лодках, которые бороздили воду озера во время зимних рассветов. Мел молчал. Он обратился к жареному мясу и стал раскладывать его по тарелкам, слушая, что говорят другие. Шейла вывесила на балконе бамбуковые подвески, и самые слабые порывы ветра заставляли их касаться друг друга и выбивать мелодичные звуки.

Я прислонилась к руке Гевина, наслаждаясь уютом и радостью от нахождения в компании друзей. Все сомнения, возникавшие в течение дня, исчезли без остатка.

Около десяти часов, когда стало темнеть, Мел произнес:

— Гевин, я прочел сообщения некоторых старых газет того времени, когда ты приехал из Ирака. Ты никогда не рассказывал об этом.

Мы с Шейлой переглянулись. Интересно, знала ли она о том, что он скажет это. Ее лицо оставалось бесстрастным. Интересно, выдала ли я свою тревогу.

Соприкасаясь с телом Гевина, я чувствовала, что он сохраняет спокойствие. Он заговорил через тридцать секунд. Через полминуты, в течение которых касались друг друга и разъединялись бамбуковые подвески, горели свечи, пламя которых вспыхивало ярче под внезапным дуновением ветерка.

— Не рассказывал. Это нелегкая тема для меня.

— Но ты не думаешь, что высказаться — лучший выход? Если все копить внутри, то это загноится. Мы ведь друзья, если ты не доверишься друзьям, то с кем еще ты сможешь поговорить на эту тему?

Мне хотелось крикнуть, чтобы он замолчал. Неужели он не заметил, что Гевин избавляется от своих переживаний постепенно? Неужели он не понял, ради чего предпринималась эта прогулка, что состояние Гевина улучшается? Не похоже, чтобы Мел и Шейла были закадычными друзьями Гевина, не видевшими его пятнадцать лет.

Гевин улыбнулся и подался вперед на своем стуле так, чтобы был виден при свете свечей. Мел мог смотреть ему прямо в глаза.

— Мел, я ценю вашу дружбу, твою и Шейлы, а также все, что вы для меня сделали. Вы правы, мне нужно высказаться. И я это скоро сделаю. Это нелегко, я не могу подобрать нужные слова. Не знаю, что хочу сказать. Думаю, что это пройдет, и когда смогу, то расскажу вам.