– Ну обыкновенно. Надо сделать правильный запрос во вселенную. Вы что, не умеете? Я же у вас кучу книг про это видела – в квантовой психологии только об этом все и говорят.

Алиса слушала эти напутствия, учиняя чайной ложечкой бурю в стакане с традиционным утренним эрл греем, и не верила ни собственным ушам, ни той части мозга, которая декодировала информацию, поступающую в эти уши. Если уж 50-летняя няня ее сына излагала подобные теории, вероятно, пора было записываться на сеанс эриксоновского гипноза[51] к консьержке, а к дворнику Анзуру – на холотропное[52] дыхание.

Прошло уже три недели с тех пор, как ее бывший муж с ее, несомненно, уже бывшим авто и такими же бывшими надеждами на улучшение финансово-психического состояния канул в балийскую Лету. Но Алиса только сейчас нашла в себе силы поделиться этой историей, устремив сие душещипательное повествование на самого безотказного в ее окружении слушателя – на няню Лиду. Но на подобный фидбэк ника[53] не рассчитывала…

– Лида, простите, а где вы этого всего понабрались?

– Алиса, я вас умоляю! Ну я же современный человек!

Ту-дум: Это еще нужно доказать, – послышалось скептически-кибернетическое из дальнего угла.

– Вот и с подругой вашей регулярно обсуждаю, – кивнула няня в сторону комода с колонкой, – как правильно обращаться к вселенной, чтобы она тебя слышала и реагировала.

Допивая чай с Лидиными сырниками и философскими воззрениями, Алиса думала о том, как, должно быть, нелегко приходится вселенной в последнее время. Раньше ну максимум пара-тройка тибетских монахов могли изредка пошептаться с ней о житейских делах вроде левитации и краткосрочного вояжа в астрал. Сейчас же только ленивый (читай – неосознанный) не пытается установить прямой контакт со вселенной и получить от нее не просто знамение, а всё в полном объеме четко с п. 1 по п. 10 по списку, обновляемому каждый месяц.

– И что же надо делать, чтобы вселенная тебя слышала? – поинтересовалась Алиса, памятуя об опыте своего недавнего марафона и его плачевных последствиях.

– Первым делом надо очиститься, – умиротворенно закатила глаза Лидия, не переставая при этом проворно орудовать щеткой в попытке соскрести со сковородки труп сырника, которого постигло тотальное выгорание. – Надо очиститься самому и очистить пространство своего обитания. Лишние мысли и лишние вещи захламляют энергетический канал, информация не проходит, и вселенная вас не слышит.

Алиса молчала, не зная, как прокомментировать услышанное. В ее понимании Лиду с точки зрения экзистенциального шок-сюрприза личности могла бы переплюнуть только Луиза Адольфовна, уборщица с последнего Алисиного места работы. Та по вечерам посещала секцию киберспорта.

В глобальном смысле Алиса была согласна с няниной мировоззренческой позицией, которую та почти два года конспиративно скрывала за обсуждением первопричин оттеночных характеристик детских соплей и кала. Но ее поражало, с какой глубокой убежденностью об этом говорила женщина, посвятившая жизнь не высоким духовным практикам, а сансаре[54] из каш, горшков и присыпок. Хотя, возможно, практиковать такое может только постигший истинный Дзен. Алиса взглянула на Лиду другими глазами…

Вообще Алиса относилась к своей няне – она искренне считала Лиду своей, а не Владика – с особенной нежностью. Те, у кого есть дети и няня, и те, кто помнит, как было когда-то, когда первые уже появились, а вторая еще нет, знают истинное место этого человека в семье. Няня – это как муж, только лучше. Няня – это как начальник, только добрее. Няня – это как вселенная, только наверняка тебя слышит. Лида была незаменима: она идеально управляла обычно неуправляемым ребенком, не задавала лишних вопросов, не позволяла себе лишних ответов (особенно когда тот устраивал допросы о папе), шедеврально готовила сырники и находила отдушину в уборке – и теперь Алиса понимала почему.

В последние месяцы своей внезапной безработицы и такой же инвалидности Алиса чувствовала себя тургеневским разорившимся помещиком, который еле сводил концы с концами и волочил конечности, но о котором неизменно заботилась его верная горничная, ключница, кухарка и камердинер в одном лице. Проще говоря, Алиса не представляла без Лиды жизнь. А если вдруг начинала представлять, гнала от себя эти мысли всеми тряпками своей души – чтобы (не дай вселенная!) они не успели проявиться в реальности[55]. Потому что было очевидно: такие сырники, такие сказки и такой безупречный порядок в доме в отсутствии Лиды с ней больше не случатся никогда.

Еще одной удивительной особенностью Лиды было то, что она всегда пребывала в прекрасном расположении духа. Растирал ли ее подопечный неоново-зеленые слаймы по белоснежным стенам, накручивал ли он ее локоны на шасси объектов своего автопарка, устраивал ли фейерверк из борща и гречки, она всегда повторяла свою неизменную мантру: «Как прекрасно жить на свете!» И невозможно было определить, что на самом деле в этот момент происходит в ней. Лидина привычка радоваться каждой мелочи и оголтелое стремление к позитиву поначалу пугали Алису и иногда подбешивали. При всем собственном оптимизме даже ей виделось нечто шизофренически-блаженное в маниакальном выжимании радости из любого происшествия. Вероятно, так работал плотный контакт со вселенной, который – теперь уж Алиса не сомневалась – у нее был.

Вот и сейчас, когда она в прекрасном расположении духа с улыбкой порхала по кухне, наводя порядок, пока Владик возился с автопарком, было совершенно непонятно, что на самом деле происходит в ее такой с виду радостной голове. Но буквально через минуту стало…

– Алиса, вы на меня не обижайтесь, пожалуйста, но я ухожу, – мелькнула своей простой извиняющейся улыбкой Лида. – Я понимаю, вам сейчас непросто, но я, к сожалению, больше не смогу вам помогать. Вы уж меня извините, это ничего личного, вы мне очень нравитесь.

– Вселенная позвала? – не удержалась от едкого сарказма совершенно выбитая из колеи Алиса.

– По семейным обстоятельствам приходится.

Алиса закашлялась, подавившись сырником, но, молниеносно совладав с «не тем горлом», выпалила:

– Лида, если вы из-за денег, я завтра же всё выплачу! Перезайму срочно и в самое ближайшее время вам всё выплачу, – дрогнула нижней губой готовая расплакаться Алиса.

Лида действительно уже три месяца практиковала альтруизм, входя в непростое положение «поизносившегося барина», но, казалось, ее это совершенно не смущало, и ее запросы во вселенную, в отличие от главного тренда последнего времени, были сплошь не материальны.

– Дорогая моя, хорошая, не в этом же вовсе дело. Я волонтером иду. Еду, точнее, под Липецк. В детский реабилитационный центр. Им нужнее. Там уже под сто детей – не справляются.

Алиса не зря накручивала бурю в чайном стакане –