Хуттонен пошел ловить рыбу. Перед тем как уйти, он принес варщику еще полное ведро холодной воды.

Поймав двух тайменей, Хуттунен вернулся к заводу и нашел Пииттисярви уже очень пьяным. Почтальон предложил ему, как самому трезвому, взять на себя приготовление самогона, тогда у Пииттисярви останется время напиться как следует.

Но вначале Хуттунен зажарил рыбу, разведя костер рядом с самогонным баком. У почтальона оказались с собой соль, хлеб и кусок соленого сала. Они ели красную рыбу руками, посыпая шипящую горячую мякоть солью и закусывая хлебом.

Хуттунен признался, что давно нормально не ел, с тех пор как разнесли его лагерь в Реутуаапа. Пииттисярви последний раз плотно поел два дня назад, когда ходил на почту за письмами и газетами. Обычно он летом не успевал нормально перекусить, потому что метался между письмами и самогонным заводом.

— Только зимой можно поесть по-человечески, когда писем нет. Зимой я себе почти каждый день готовлю, хоть и один живу.

Пииттисярви предложил Хуттунену перспективное сотрудничество: пока один раздает письма, другой следит за работой самогонного завода. Три раза в неделю почтальон должен был разносить письма в деревне на станции и два раза — в соседней деревне. Свободные дни не хотелось тратить на варку самогона, потому что надо было и самому успеть напиться. За такую услугу Пииттисярви обещал Хуттунену позаботиться обо всех его почтовых делах.

Хуттунен удивился — какие у него тут, в глуши, могут возникнуть почтовые дела?

— Давай выпишем тебе «Вести Похьолы»! Повесим почтовый ящик недалеко от станции, я буду носить тебе письма и газеты, как всем нормальным людям. Ты и сам можешь кому-нибудь писать, я письма отнесу, куда скажешь. Да хоть этой нашей новенькой председательше! Говорят, она к тебе неравнодушна.

Хуттунен задумался: да, Розе надо написать, он прав. А газет мельник не читал с тех пор, как его в психушку упекли.

Значит, по рукам. Но на сколько месяцев выписывать «Вести Похьолы»? Решили, что на весь год выйдет слишком накладно, да и положение у него сейчас довольно нестабильно. Хуттунен заплатил почтальону за квартал, и тот пообещал принести свежий номер, когда в следующий раз пойдет на почту.

Хуттунен нацарапал короткое письмо Розе Яблонен на счете из банка, который нашел в бумажнике. Карандаша не было, пришлось писать обугленной палочкой.

Он разложил перед почтальоном карту Эрвинена, чтобы выбрать место для постоянного лагеря и самогонного завода. Зоной дислокации стал лес вверх по течению Пуукко, за ней снова начинались болота. Хуттунен нашел это место утром, когда ходил рыбачить, и оно ему показалось более надежным, чем Пууккокумпу, где они уже варили самогонку.

Хуттунен выбрал место, куда Пииттисярви повесит почтовый ящик. Три раза в неделю он будет ходить проверять почту. По выходным и иногда на неделе Пииттисярви будет наведываться за самогоном.

— Почту за выходные я тебе прямо сюда приносить буду, самому ходить не придется.

Хуттунен попросил почтальона добыть ему немного соли, сахара, кофе и копченого сала. И, конечно, папирос. Дал денег.

После обеда Пииттисярви должен был идти в деревню разносить письма. Он умылся из ручья, прополоскал горло, чтобы прогнать самогонный дурман. Перед уходом дал мельнику инструкции, что делать, если брага слишком нагреется или если самогон перестанет литься.

— Если брага выкипит, считай, все погибло. У меня такое было летом 1939-го. Тогда осенью жена померла, вот я и думал, чем себя занять. Ну вот, и выкипела вся брага. Я уж эту бутыль мыл, скоблил несколько дней, пока в порядок привел. Ребята, которые тот самогон выпили, отравились, а один чуть не помер. Потом помер, когда Зимняя война-то началась, осенью. Не от моего самогона.

Назначив Хуттунена ответственным за производство, Пииттисярви направился в сторону почты. Он быстро пересек широкое болото, весело напевая, миновал лес. На почте первым делом выписал «Вести Похьолы» на три месяца, записал на свое имя на всякий случай.

Раздав вечернюю почту, Пииттисярви зашел домой, взял пилу, молоток, гвозди, несколько досок и кусок толя. Распихав все это по почтовым сумкам, проехал на велосипеде мимо станции и скрылся в лесу. Там он бросил велосипед и пешком пошел к месту, где они договорились соорудить мельнику почтовый ящик. Выбрав подходящего размера сосну, он стал приколачивать коробку.

Из почтальона получился бы хороший плотник. Пииттисярви вначале соорудил из реек каркас, затем прибил к нему ящик и потом все это — пригвоздил к сосне. Затем отрезал кусок толя для крышки — теперь дождь не зальет.

Если «Вести Похьолы» намокнут — беда небольшая, но с ценными отправлениями небрежность непростительна.

Отрезав от своего ремня две тонкие полоски, почтальон приделал к крышке ящика петли. Ремня хватило бы и на дюжину петель. Пииттисярви взгрустнул, вспомнив, что купил ремень в Кеми, когда ездил свататься. Тогда он был упитанный, а после смерти жены приходилось каждый год делать новые дырки.

В хорошей форме меня Хильда держала, пока жива была, вспомнил он жену, и комок подкатил к горлу исхудавшего старика.

Ящик был готов, оставалось покрасить. Пииттисярви задумался: в желтый, по форме? Летом незаметно, а вот зимой яркий желтый цвет может привлечь внимание. Пииттисярви решил не красить, хотя лично он ненавидел класть почту в серые и неухоженные ящики.

Однажды он принес почту Сипонену, не удержался и раскритиковал его убогий ящик:

— Покрасил бы ты, богатый барин, свой ящик. А то, как в скворечник, газету опускаешь! Мне-то все равно, куда «Крестьянку» твоей жене бросать.

Но на самом ящике почтальон все-таки выдолбил рожок — символ финской почты и имя владельца: «Гунни Хуттунен». Затем бросил внутрь номер «Вестей Похьолы», пробуя свое творение. Ну вот, пусть теперь Гунни почту читает, думал он.

Изгнаннику пришлось строить новый лагерь. Он перенес свое имущество и самогонный завод на песчаный пологий берег Пуукко. Место это он назвал Жилой Склон. Первым делом соорудил навес и только потом установил самогонный аппарат. Вырыл в болотистой почве земляную печь, чуть подальше — яму, куда сложил вещи, рюкзак, рыболовные снасти и ружье. Только после этого приступил к варке самогона.

После первой перегонки получилось около десяти литров вонючего пойла. Если его еще раз очистить, останется литров семь. Конечно, если бы Пииттисярви сам готовил самогон, он бы спокойно выпил первач, еще горячим. Но так как за работу взялся трезвый и ответственный человек, спирт прошел вторую перегонку. Получилось целых шесть литров прозрачного, словно осенний лед, и крепкого, как спирт Эрвинена, алкоголя. Хуттунен попробовал, жидкость обжигала рот, он с отвращением сплюнул.

— Лучше не пить, а то снова голову потеряю.

Хуттунен убрал бадью, вымыл аппарат, спрятал приборы в яме. Затем вскинул ружье, взял снасти и отправился на поиски еды. Он шел на запад, туда, где прошлой зимой охотился на уток с полицейским Портимо. Приятные воспоминания — дичи даже без собак настреляли много. Портимо тогда оставил своего серого пса дома, медвежатник для охоты на дичь все равно не годился. Да, если бы это лето было таким, как прошлое, он бы тут один не слонялся, охотился бы вместе с Портимо. А сейчас на полицейского столько хлопот навалилось!