– Я в это не верю, – сказала Оля, – но ты, главное, Володе не говори. И Валере не говори. И не уезжай.

И Женя осталась.

Через два года Женя убедится, что не ошиблась насчет Валеры. На третьем году службы он перестанет злиться на родителей, но после дембеля так и не сможет придумать, зачем ему возвращаться в Энск. Если б они жили в Грекополе, он бы приехал, но в Энск? Что он там забыл?

Борис оказался прав: никто не знает, когда вернется.

Валера пришлет отцу телеграмму: «уезжаю москву зпт поступать инст физ тчк», а через месяц вдогонку другую, в одно слово: «поступил».

Месяц Володя будет ходить гордый, рассказывая всем, что его Валерка теперь учится на физика в Москве. Потом придет долгожданное письмо, и Володя поймет: его сын стал студентом не института физики, а института физкультуры.

Спустя много лет, таким же дымным, жарким летом, в предсмертном бреду Ире будет казаться, что она снова в родительской квартире, на поскрипывающем бордовом диване, потная, уставшая, счастливая… размыкает объятия, открывает глаза, глядит поверх мужского плеча в окно – и вместо синего неба видит серую мглу и теряющийся в ней алый зрачок солнца.

А начиналось все в июне, дыма еще не было, но карминовый столбик в термометре за окном уже поднялся выше цифры тридцать. «В Москве всегда так жарко летом?» – спрашивала Ира отца, и тот, торопливо допивая утренний кефир, бурчал в ответ что-то про рекордную жару и антициклон. Ты что, телевизор не смотришь, что ли? Ну да, точно, кивала Ира, с нетерпением ожидая, когда же наконец уйдут родители и можно будет выйти на балкон, достать запрятанную пачку «Явы» и сделать первую утреннюю затяжку.

Вот так она и стояла над знойной горячей столицей – худая, в цветастом халате на голое тело, с дымящейся сигаретой между длинными пальцами, копной нечесанных с ночи светлых волос… красивая, молодая, семнадцатилетняя, вся в ожидании чудес, которые должно было принести ей первое московское лето.

Впрочем, Москва сама по себе была чудом, живой картинкой из телевизора, ожившей открыткой, точнее, открытками, которые вдруг оказались пригнанными друг к другу, разложенными одна к одной, словно карты в пасьянсе. Оказалось, Красная площадь и Большой театр совсем рядом, а до Большого Каменного моста, откуда так хорошо виден Кремль, еще идти и идти, глядя по дороге на старые торжественные здания, которые почему-то никогда не попадали в телеобъектив, а может, просто не запомнились Ире. И конечно, чудом было метро – мозаики, колонны, барельефы…

В вестибюле Ира долго изучала схему, водила пальцем по карте, отслеживая пересадки… сегодня она впервые едет одна. На ней серое кримпленовое платье с огромными ромашками, новые мамины туфли на платформе, розовая, в цветах, панама от солнца. Может, снять в метро? А куда деть? В руках держать глупо, в сумку – помнется. Ира решает оставить все как есть, но в поезде снимает и начинает обмахиваться – жарко. Надевает только на выходе из метро и жалеет, что нет зеркальца, – проверить, насколько красиво выбиваются из-под панамы светлые густые волосы, от которых так жарко этим летом, но не стричь же их, правда?

Потом они спускаются к реке, и она понимает, что, когда вчера Валера сказал давай на пляж сходим, искупаемся, он не шутил: набережная Москвы-реки заполнена людьми – толстые женщины, суетливые дети, мужчины, прикрывшие головы газетой. Валера достает из сумки подстилку, с трудом находит свободное место, расстилает и вопросительно глядит на Иру:

– Ну чего ты? Раздевайся!

Она стягивает платье через голову (панама, конечно, падает), еле заметно поправляет верх от купальника на крошечной груди и садится. Валера складывает рядом брюки и рубашку, смотрит на девушку сверху, весь освещенный жарким солнцем, и Ира внезапно замирает, как замирала на Красной площади или у Большого театра: перед ней, над ней – еще одна ожившая картинка, еще одна музейная статуя. Широкие плечи, рельефный живот, мускулистые руки, длинные крепкие ноги.

– Купаться пойдем? – говорит Валера.

– Купаться… – повторяет растерянно Ира.

Она обводит глазами берег: кабинок для переодевания нигде нет. Что же ей, так и идти домой в мокром купальнике? Надеть сверху платье и… она так и представляет два небольших темных влажных пятна спереди и одно, побольше, сзади… и в таком виде идти по Москве?

– Нет, мне не хочется, – говорит она, – я лучше просто позагораю.

– Ну а я окунусь. – Валера пожимает плечами… пожимает широкими, сильными, будто высеченными из камня… Ира все еще подбирает про себя эпитет, а Валера уже бежит к реке и с плеском врезается в воду, поднимает фонтан брызг и плывет, ровно взмахивая руками и то и дело, как профессиональный пловец, опуская в воду голову.

Ира поднимает панаму и водружает ее поверх растрепанных волос. Она распрямляет плечи и старается, как учила мама, выставить грудь вперед – хотя чего уж там выставлять с ее размерами?

Потом они сидят рядом, и мокрый Валера на глазах высыхает – стремительно, как все, что он делает. Он достает пачку «Космоса», Ира просит у него сигарету и с независимым видом выдыхает в жаркое, плотное небо струйку горького сизого дыма.

– А куда ты пойдешь после института? – спрашивает она.

– Не знаю. – Валера пожимает плечами, для которых Ира так и не подобрала определения. – Я уже было договорился пойти в одну классную школу, да там разогнали всех.

– Как «разогнали»? – удивляется Ира.

– Обыкновенно. Прислали две комиссии, потом еще четыре, потом еще восемь. Уволили сначала директора, потом всех учителей. Ну, или наоборот, я не помню уже.

– А как же дети?

– Детей пока оставили. – Валера криво усмехается. – Хотя они теперь, небось, сами разбегутся. Они туда со всего города ездили, это была специальная физико-математическая школа, для самых умных. Будущие академики и все такое.

– А почему же там всех… разогнали?

– Для того и разогнали, чтобы не были самые умные, – отвечает Валера. – Непонятно разве? Умные нынче не нужны, они не те мысли думают, вредные.

Ира хочет спросить, что значит «вредные мысли», но лишь кивает, мол, да, конечно, я все поняла, зачем я вообще такую глупость брякнула?

Потом Ира спрашивает, ходил ли Валера на конкурс балета, видел ли Надю Павлову, говорят, она потрясающе танцует, хотя ей всего пятнадцать! Нет, на балет Валера не ходил и даже по телевизору не смотрел, а вот Олимпиаду в августе точно будет смотреть, интересно, кто кого, мы американцев или они нас? «Конечно мы!» – уверенно говорит Ира, а Валера в ответ принимается рассказывать про Спасского и Фишера, которые вот-вот должны начать матч в Рейкьявике.

Неудивительно, что он так много знает о спорте, догадывается Ира, он же учится в Институте физкультуры. Интересно, зачем он туда поступил? Хотя с такой-то фигурой – конечно, только спортом и заниматься.