На севере Новой Англии взрослые бабочки летают всего неделю-другую в начале июня, спариваются и на следующий день откладывают яйца. Гусеницы вылупляются и дорастают до полного размера – примерно с мужской мизинец – в конце июля или в августе. Когда они перестают питаться, то бродят, а опустошив кишечник, останавливаются под листом почти любого дерева и начинают делать кокон, постоянно выделяя шелк из слюнных желез. Как и шелкопряды, они прядут, качая головами туда-сюда от края к краю листа, а шелк выделяется, прикрепляется к краям листа и стягивает их вместе. После того как гусеница завернется в зеленый лист, она продолжает укладывать шелковые нити вокруг себя, и получается прочный кокон. Но она и дальше выделяет шелк, выстилая полость кокона, а потом цементируют нити слюной, чтобы получилась жесткая оболочка.

Шелк у гусениц получается и крепкий, и гибкий, веками он служил сырьем для производства роскошной одежды (правда, для этого его добывают с помощью другого вида – тутовых шелкопрядов, Bombyx mori). Кокон состоит из одной очень длинной нити. У Callosamia promethea и большинства других видов бабочек, вьющих коконы, бесчисленные шелковинки сцементированы так, чтобы образовалась жесткая броня. Ее можно продавить, но почти невозможно прорвать, разве что ножницами. Кажется, когда гусеница закрылась в коконе, ничто больше туда проникнуть не сможет, а бабочка внутри окажется узницей и не сможет его покинуть. Но в каждом без исключения из сотен коконов сатурнии-прометея Callosamia, которые за последние 17 лет прошли через мои руки, был встроен выходной люк. Если бы делать на каждом коконе такой люк должен был я, я бы совершенно точно несколько штук пропустил. Но гусеница не думает наперед, иначе тоже ошибалась бы. Ее поведение запрограммировано, она не может не оставить на одном конце кокона свисающий наружу рукав. А вот тутовый шелкопряд Bombyx mori и некоторые виды сатурний – луна и полифем – не оставляют люка; вместо этого после выхода из куколки имаго выделяет слюну с переваривающим шелк ферментом (коконазой), которая растворяет шелк, так что в камере кокона получается отверстие.

У гусениц Callosamia есть любопытная особенность поведения, не обнаруженная ни у кого из других местных бабочек, которые выделяют шелк. Представители рода Callosamia продолжают кокон вдоль листового черешка, который может быть от 2,5 до 25 сантиметров длиной, и, что самое главное, протягивают шелковину на ветку за черешком. Шелковая нить, как поясок, тугим кольцом охватывает ветку. Осенью листовая обертка высыхает и съеживается вокруг кокона, но, поскольку он прикреплен шелком к ветке, он остается висеть, хотя сам лист уже отвалился. Кокон Callosamia может провисеть на дереве несколько лет, когда бабочка давно вышла, а маскировочная листовая обертка распалась. Однако, как бы хорошо кокон ни защищал куколку от птиц, ей по-прежнему угрожают паразитоиды. Последние оттачивают стратегию нападения так же, как гусеницы оттачивают защиту.

Различных паразитоидов-наездников довольно много (паразитоиды – это хищники, которые убивают своего хозяина, подъедая его изнутри). Один из них – Gambrus nuncius, маленький, красивого красного цвета, с окаймленными белым антеннами. Из одного кокона хозяина может выйти больше сорока особей этого вида. Другой паразитоид, крупный желто-оранжевый наездник Enicospilus americanus, относительно редок: из одной куколки бабочки-хозяина выходит всего одна его особь. Прочие, в основном паразитические мухи, нападают на гусеницу и выходят из нее до того, как она могла бы свить кокон.

Enicospilus americanus помещает яйцо в гусеницу, плетущую кокон. Развитие наездника в куколку

На моем холме в Мэне коконов Callosamia promethea обычно достаточно, чтобы за час можно было собрать 10–12 штук. Однако я никогда не видел, как по лесу летает самка, и мертвых самок тоже не подбирал. Жизнь взрослой бабочки ограничена примерно неделей, и вся популяция активна в одно и то же время, только в начале июня. Увидеть самца проще, но для этого нужно прибегнуть к некой хитрости. Я закрепляю нитку вокруг пышной талии только что вышедшей из кокона самки и привязываю ее к ветке. Во второй половине дня на запах привязанной бабочки слетаются самцы. Я собрал яйца от спарившихся самок, чтобы вырастить гусениц.

Чтобы летом вырастить из яиц C. promethea, искать особей лучше всего зимой. После того как листопадные деревья облетели, немногочисленные оставшиеся листья хорошо заметны – не исключено, что некоторые из них свернуты вокруг кокона. Я высматриваю их на каждой прогулке по зимнему лесу. Это не просто развлечение: я вывожу из коконов самок, чтобы следующим летом привязывать их к веткам, и пытаюсь выяснить, какие паразитоиды были или все еще находятся в коконах с погибшими насекомыми. Каждую зиму я собираю от 100 до 200 коконов. Зимой 2007 года я тщательно обыскал тот же участок леса в 120 гектаров, который исследовал и в предыдущие годы, и сумел собрать 359 коконов.

С середины 1980-х в течение примерно десяти лет мне всегда удавалось найти коконы с живыми куколками Callosamia, хотя куколок, зараженных паразитоидом Gambrus, тоже было немало. Долгое время для меня не было разницы, встречаются ли живые куколки редко или часто, но позже мне показалось, что я вижу некую закономерность, так что я стал подходить к делу более методично, чтобы ее проверить. Я обнаружил, что за годы с 1993 по 2006-й количество живых бабочек в коконах резко сократилось примерно с 50 % до менее 1 %. Из 359 коконов, собранных зимой 2007 года, только в одном оказалась живая куколка! На следующую зиму (в начале 2008 года) я завербовал десять усердных студентов со своего Курса зимней экологии для охоты на коконы Callosamia. Один студент добился особенно впечатляющих результатов, а все вместе мы собрали 242 кокона. Среди них было много прошлогодних, которые я пропустил раньше, но, как бы то ни было, мы не нашли ни одной живой куколки C. promethea, и только в одном коконе был живой паразит, куколка Gambrus. Другими словами, эти бабочки, по крайней мере в данной местности, исчезли. Мы собрали следы ушедшей популяции. Неизвестно, что вызвало коллапс и почему численность популяций других видов гигантских бабочек-павлиноглазок в последнее время тоже заметно сокращается.

В Западном Вермонте около Берлингтона найти коконы C. promethea оказалось очень трудно. Все студенты, которые охотились за ними в Мэне, страстные полевые натуралисты. В их учебную программу входит пятничная «полевая прогулка» в лесах возле Вермонта, и эту часть обучения они считают простой. Последние десять лет у них было задание искать коконы Callosamia. Я не нашел ни одного, студенты нашли четыре. Из трех успешно вышли бабочки, а в четвертом была жизнеспособная куколка наездника Gambrus. Callosamia promethea еще есть в природе, плотность распределения у нее очень мала. Возможно, плотность популяции этого вида сатурний в Вермонте такая низкая, что болезнетворные организмы и паразитоиды находят их с трудом, но самим бабочкам еще удается найти брачного партнера.