ни отступиться, то прояснилось, что наилучшим из состояний является состояние достаточности, и достижимо оно легчайшим и доступнейшим образом, а последствия его при этом самые благоприятные. Нам следует уповать именно на это состояние и ценить его, если желаем быть в числе тех, кто осчастливил разум, благодаря которому они уберегли себя от подстерегавших их несчастий и бедствий, затаившихся в последствиях подчинения воле страсти и предпочтения ее. Оно делает совершенным наше пользование своим человеческим достоинством, что и есть наш разум, благодаря которому мы превозносимся над животными. Пока мы не сумеем совладать со страстью сполна, чтобы отбросить вместе с ней все излишества сверх достаточности, то среди нас очень мало найдется тех, кто довольствовался бы только имеющимися у него сверх достатка излишками и оставался бы в привычном и обыденно.м для него состоянии, не утруждал свою душу и не принуждал бы ее, не напоминал бы ей о переходе в иное, более высокое состояние. Если нам вдруг представится возможность оказаться в еще более благополучном состоянии без насилия над душой и без введения ее в заблуждение, лучше и предпочтительнее для нас отказаться от перемещения в него, ибо нас все равно не минуют те несчастья и беды, которые мы выше перечислили, даже после такого неимоверно легкого достижения искомого положения. Но если мы перейдем в это состояние, то нам придется не менять даже самую малость из того, что составляет опору жизнедеятельности нашего организма в смысле пищи, литья, одеяния и всех прочих атрибутов, сопутствовавших нашим первоначальным состояниям и привычкам, дабы наши души не обрели склонности к непомерным излишествам и не привыкли бы к условиям, которых потом будут настойчиво домогаться от нас в случае их исчезновения, а также для того, чтобы с их исчезновением нас не постигла печаль. Иначе мы отклонимся от нашего разума и предадимся страсти, и подвергнемся несчастьям и горестям, о которых мы уже рассказывали.

Раздел девятнадцатый

О БЛАГОРОДНОМ ПОВЕДЕНИИ

Воистину образ жизни, которого придерживались и которому были верны до конца дней своих величайшие из философов, сводился, говоря кратко, к справедливости во взаимоотношениях с людьми, обращению с ними вследствие этого по достоинству, проявлению чувства добродетельности и скромности, сострадания и неподдельной искренности по отношению к каждому из них, стремлению оказаться полезным для всех людей, за исключением тех или иных, кто проявлял жестокость и насилие, пытался отвергать политику и дозволял себе то, что она считала противным и запрещала из беспорядков смуты и порока. Поскольку некоторые существующие скверные законоположения и предписания понуждают людей к жестокому образу действия, как, например, дайсанитов12, мухаммаритов13 и других, считающих допустимым коварный обман и убийство своих противников, или маннанитов14, отказывающихся подать даже воду тому, кто не разделяет их мнения, не говоря уже о том, чтобы накормить его или излечить, если он болен, а также воздерживающихся от умерщвления ядовитых змей, скорпионов и других смертоносных гадин, которых нельзя ни переделать, ни применить хоть с какой-нибудь пользой, или от омовения водой и прочих деяний, отдельные из которых могут нанести урон обществу, а отдельные— самим лицам, их совершающим. Уговорить этих и подобных им людей отказаться от своего образа действий не представилось возможным, кроме как посредством бесед и споров об убеждениях и религиозных толках. Однако речь об этом выходит далеко за пределы настоящей книги. Поэтому нам в ходе .беседы на данную тему остается лишь напомнить об образе жизни, придерживаясь которого человек избавит себя от порицания людей и завоюет их любовь.

Мы говорим: если человек будет проявлять справедливость и скромность, будет менее придирчив к людям, менее упрям и назойлив с ними, то он в большей степени будет уважаем ими. Если же он добавит к этому благородство, искренность и сострадание по отношению к ним, то без сомнения заслужит их любовь. Но именно те два качества — справедливость и скромность — и есть два плода добродетельного и благородного образа жизни.

Этого достаточно для освещения здесь цели нашей книги.

Раздел двадцатый

О СТРАХЕ ПЕРЕД СМЕРТЬЮ

Воистину этот фактор никоим образом невозможно окончательно сбросить с души, пока она не будет убеждена, что после смерти окажется в гораздо лучшем состоянии, нежели то, в коем пребывает ныне. Разговор на эту тему может быть очень долог, в особенности если потребуется обосновать ее путем доказательств, не говоря уже о разъяснении ее. Однако нет никакой необходимости в этом, особенно в настоящей книге, ибо объем темы, как мы уже говорили выше, в силу своей значительности, широты и глубины намного превышает объем этой книги. Ведь при этом придется к тому же обозреть все толки и религии, предусматривающие для человека и обещающие ему некие состояния после его смерти, и судить затем об истинности и ложности этого. Разумеется, осуществление этого дела не представляет трудности, но сколько оно потребует сил и сколь долгой о нем будет речь, никому неведомо. Поэтому мы оставим его и приступим к удовлетворению тех, кто думает и убежден, что душа исчезнет с исчезновением тела. А коли в силу этого в него вселяется страх перед смертью, то он может отклониться с пути разума на тропу страсти своей.

Итак, мы говорим: воистину человек, по их словам, не будет испытывать после смерти никакого совершенно страдания, ибо страдание есть ощущение, а ощущение не свойственно кроме как живому, но ведь он уже при жизни отягощен страданиями и погружен в них. А состояние, в котором не бывает страдания, лучше состояния, в коем причиняется страдание. И смерть в таком случае для человека лучше, чем жизнь. Быть может кто-либо из них возразит, что если человека при жизни и одолевают страдания, зато он испытывает также наслаждения, которых не. получит более после смерти, то в ответ ему будет сказано: «Принесет ли ему в этом случае страдание или озабоченность или ущерб хоть каким-нибудь образом то, что он не получит наслаждений»? Если он ответит: «Нет»,— а он ответит именно это, ибо если он так не ответит, то, значит, признает, что живыми бывают и после смерти, так как страдание постигает живого, а не мертвого — то ему будет сказано: «Следовательно, он не потерпит вреда от того, что не сможет испытывать наслаждений. А коли это так, то все вновь возвращается к тому, что смерть лучше, ибо вещь, благодаря которой, как ты считаешь, живой обретает преимущество и это — наслаждение, мертвому ни к чему,