Ужин удался. Леди Блессингтон не стала подавать еду, традиционную для англичан, считая ее пресной и невкусной. Вместо этого на столе красовались блюда итальянской кухни, которые, несмотря на использование небольшого количества ингредиентов, отличались, на взгляд англичанки, прекрасным, тонким вкусом. Джорджу подобный подход казался немного забавным, ведь сами итальянцы называли свою еду простой и лишенной французского изящества. Но Байрон не стал ничего говорить хозяйке.

На столах красовались пироги с разной начинкой, тонкие куски мяса и замаринованная рыба. Новинкой для некоторых гостей были кукуруза и индюшка, завозимые из Нового Света. В начале июня стол уже изобиловал овощами: сваренными, обжаренными и сырыми, сбрызнутые лимонным соком и политые оливковым маслом. Среди овощей главенствовали недавно появившиеся в Италии помидоры. Местной кухарке заказали традиционную пасту с сыром и ньокки из сыра и шпината. Но Байрон едва притрагивался к еде. В основном он пил красное вино, по обыкновению, встав в дальний угол большой гостиной…

– Вы заскучали, мой друг? – Маргарита отошла от гостей, стараясь развлечь Джорджа. – Вы опять ничего не едите! – всплеснула она руками. – Так не годится. Следует хоть чуть-чуть насыщать желудок. Посмотрите, – леди Блессингтон показала на ближайший стол, заставленный закусками, – тут овощи и сыр, как вы предпочитаете.

– Спасибо. Я тронут вашей заботой. Но я привык есть мало. Моя диета длится уже много лет. Не обращайте на меня внимания, – Байрон взял бутыль с вином. – Не желаете?

– Пожалуй, хотя мне эти вина после французских кажутся простоватыми. Расскажите, дорогой Джордж, как у вас продвигаются дела с отъездом в Грецию? Ваша донна, как прежде, не отпускает вас? Я бы тоже не отпускала, – Маргарита игриво посмотрела на Байрона.

– Увы! – он вздохнул. – Ради Терезы я готов остаться здесь. Но, поверьте, когда любовь сковывает тебя по рукам и ногам, ты не можешь служить высоким целям, которые предначертаны тебе судьбой. Что ей судьба греческого народа! Пустяк! Однако мы продолжаем подготовку. Пьетро ищет врача, готового выехать с нами в июле. Представьте, никто не может ехать, – Байрон снова вздохнул. – Здесь, в Генуе, вообще нет хороших врачей. Пьетро писал в Ливорно, в Пизу. Пока нашел только недавнего студента, правда, с отличными рекомендациями. Без врача ехать не представляется возможным.

Леди Блессингтон согласилась: отправляться на войну без доктора – сумасшествие, а уж с частыми приступами лихорадки, как у Байрона, и подавно. Ей пришлось отойти к другим гостям, и Джордж остался наедине с собственными мыслями. Сомнения по поводу Греции его не терзали. Даже попавшие недавно в Геную из Анконы немцы, просившие помощи у Байрона, не поколебали решимости ехать. Их рассказ, полный горечи от поражения европейского войска, изобиловал подробностями различных несчастий, с которыми они столкнулись. Бедствующие филэллины по дороге домой просили милостыню и спали прямо на земле. Джордж вспоминал, как они описывали Грецию – нищую страну, полную страданий, где опасности подстерегали на каждом шагу и от турков, и порой от самих греков.

– В газетах пишут, греки наконец устранили противоречия в своих рядах, – подошедший к Байрону граф д’Орсе словно прочитал его мысли. – Теперь они имеют правительство и готовы отчаянно обороняться, – граф поднял трость с моноклем и посмотрел на бокал Джорджа. – Что вы пьете? Это деревенское вино итальянских простолюдинов? – он поморщился.

– Я бы подумал, моя помощь более не нужна, – Байрон надменно хмыкнул. – Однако господин Блэкьер, представляющий лондонский греческий комитет, просит в письмах ускорить мой приезд на Закинф, где меня будут ожидать дальнейшие инструкции.

– Так дело решенное? – слегка удивленно поднял бровь Альфред.

– Здесь меня задерживает лишь одно обстоятельство. Как только оно разрешится, я выезжаю. О корабле я договорился и даже погрузил на него две пушки…

* * *

Странным образом после прощального ужина у Блессингтонов все ускорилось. Письма из Греции и Лондона заставляли Байрона действовать быстрее, заодно поторапливая и тех, кто готовился выйти с ним. Из Флоренции спешно вернулся Трелони. Пьетро искал капитана, который будет управлять «Геркулесом» во время перехода по морю. Вдруг Джорджу стало безумно жаль покидать Терезу. Он ни с кем не делился своими переживаниями, испугавшись, что чье-то мнение заставит его остаться в Генуе.

Установившаяся жара гнала Джорджа к воде. Он плавал, а потом страдал – начиналась лихорадка, но приступы длились недолго. После короткого сна, заставив себя встать с постели, Байрон садился писать. Гостей, как и раньше, на вилле Салюццо принимали редко. Впрочем, банкиру Чарльзу Бэрри Джордж был рад.

– Не люблю пить в одиночку, – объяснял он свое гостеприимство Чарльзу, на что тот не знал, как реагировать: смеяться над шуткой или обижаться, если Байрон серьезен. – Ем, напротив, один у себя в комнате. Поэтому, дорогой Бэрри, отужинать не предлагаю.

– Достаточно бокала вина в вашей компании, – банкир кланялся и улыбался в ответ.

Они прошли в тенистый сад, разбитый между двумя виллами, и сели за столик под раскидистым зеленым деревом. Беседа текла неспешно, вращаясь вокруг одной и той же темы, изредка менявшей медленное течение и странным образом направляясь в иную сторону.

– Я, знаете ли, не любил свою мать, – как-то сказал Байрон, оставив на время обсуждение свободы Греции. – Вы спросите: как так случается? Пожалуй, я и сам не дам сразу ответа. Видимо, начиная с матери, потом все женщины, с которыми я должен был, просто обязан был быть близок, отдалялись от меня, раздражали, предъявляя непонятные требования, обвиняя в чем-то… Но я писал матери длинные письма, делясь с ней впечатлениями от пережитого или жалуясь на несправедливости. Мне необходимо было это общение. Сейчас я чувствую ту же необходимость в общении с леди Байрон. Моя жена пишет о нашей дочери, я по мере возможности даю ей советы. О себе рассказываю мало, но странным образом не могу не писать этой женщине, выгнавшей меня из Англии.

– Не желаете ли вернуться? Вас примут обратно с радостью. Тем более, в настоящий момент, когда такие люди, как вы, нужны нашей бедной родине! – искренне воскликнул Бэрри.

У ног Байрона улегся ньюфаундленд. Итальянский жаркий климат изводил мохнатую собаку, поэтому до наступления вечерней прохлады пес искал место в тени, где мирно укладывался подремать. Джордж потрепал его по загривку, не отвечая сразу на призыв Бэрри.

– Почему же Англия бедная? – в итоге откликнулся он. – Она куда как богата, судя по нашему королю. Посмотрите на простых итальянцев и сравните с простым англичанином. Английские крестьяне чуть не в роскоши живут по сравнению с местным людом. Блага современного мира сюда доходят медленно. Изобретения, давно используемые в Англии и во Франции, здесь людям неведомы, даже богатым. Гигиена не в моде. Обычной воды для принятия ежедневной ванны не допросишься.

– О, мой дорогой друг, я говорил о великих умах отечества. В Англии не хватает свежих идей, великих душевных порывов. Вы будете видеть свою дочь, а возможно, и помиритесь с леди Байрон, – тут Бэрри спохватился и замолк на минуту. – Нет, конечно, ваши чувства к графине… Конечно, но ведь она формально замужем. Ее муж упорно добивается возвращения ему жены… Оно, кажется, и к лучшему, – он опять запнулся, заметив отстраненное выражение лица Джорджа.