— Мне жаль, что не я убил этого дьявола.

Джулия горько рассмеялась:

— Зато я оказалась убийцей.

— Несчастный случай при попытке спастись не является убийством. — Однако он понимал, что при этом должна чувствовать женщина, самой природой предназначенная охранять жизнь. — Брэнфорд уже сгубил значительную часть вашей жизни. Не позволяйте ему разрушить то, что осталось.

— Это было бы его победой из могилы, не правда ли? — Джулия прижалась залитой слезами щекой к его ладони. — Он бы радовался, узнав, что окончательно сломал мою жизнь, лишив возможности обрести счастье с другим.

Она дрожала от потрясения, как изнуренный в сражении солдат.

— Не хотите ли глоток бренди? — спросил Рэндалл.

Когда она согласно кивнула, он добавил:

— Пора вам выбираться из угла. — Рэндалл поднялся и мягко потянул ее за собой — он все еще сжимал ее ладонь в своей.

Пальцы ее были холодны как лед, а лицо залито слезами, но она уже справилась с ужасной болью, заставившей ее бежать от него. Босиком, в белой ночной сорочке она выглядела невероятно хрупкой и прекрасной. И несломленной.

Довольный тем, что догадался пополнить свою дорожную фляжку, Рэндалл налил маленький бокал Джулии и еще один, побольше, себе. Ему хотелось изгладить из памяти образ истекающей кровью обезумевшей юной девушки, пытающейся убежать от своего жестокого мужа. Но для этого не хватило бы бренди всего мира.

Сделав несколько глотков, Джулия сказала уже более окрепшим голосом:

— Я думала, что давно похоронила свои худшие воспоминания. Выходит, ошиблась. Теперь я открыла вам мои ночные кошмары.

Рэндалл пожал плечами:

— Их легче переносить, если разделить с кем-то.

— Может быть. — Джулия допила бренди и отказалась, когда он предложил еще. — Завтра я снова буду в порядке. Обещаю вам, Александр. А сейчас... Я хочу остаться одна.

Хотя Рэндаллу очень хотелось ее утешить, его не удивило, что она не в состоянии выносить его прикосновения.

— Я лягу на полу.

Джулия судорожно вздохнула.

— Прошу прощения, но я имела в виду — на самом деле одна. Я пойду в какую-нибудь другую спальню.

Рэндалл еще раз напомнил себе, что это не его она отвергает. Ей нужно разобраться со своим прошлым любым путем, который она сочтет пригодным. Но он не был уверен, что сможет перенести, если она решит покинуть своего новоиспеченного мужа.

— Вы не сбежите?

— Нет. Даю вам слово. — Джулия вздохнула. — Я устала убегать, устала постоянно бояться, что прошлое настигнет меня. Я хочу снова жить свободно. И очень боюсь, как бы мои проблемы не навредили вам.

— Вместе мы сумеем со всем справиться. Помните об этом, миледи. — Ему хотелось схватить ее в объятия и уберечь от ужасов ночи, но это было невозможно. — До завтра.

— До завтра, — эхом откликнулась она. — Благодарю вас за все, Алекс. За понимание. За то, что вы есть. И за то, что уходите.

Рэндалл отпустил ее руку, но не мог заставить себя уйти, пока не пригладит ее густые блестящие волосы. Шелковистые пряди словно притягивали к себе кончики его пальцев. Он опустил руку и сжал пальцы в кулак.

— Добрых снов, миледи.

Он сунул фляжку с бренди в карман своего халата, вышел за дверь и, словно во сне, начал спускаться по лестнице. Рэндалл уже входил в свою прежнюю спальню, когда из соседней комнаты неожиданно появился Макензи. Он был одет для очередной ночной вылазки, но от удивления остановился. Затем в глазах его мелькнула догадка.

— Мне показалось, я слышал женский крик недавно.

— Наверное, вопли разгулявшихся котов, — огрызнулся Рэндалл, чертовски раздосадованный тем, что Мак оказался здесь и увидел, что новобрачный покинул свою молодую жену.

— Представляю, насколько женщина, побывавшая замужем за лордом Брэнфордом, нуждается... в терпении, — тихо сказал Маккензи.

Рэндалл мрачно нахмурился.

— Я бы предпочел, чтобы ты проявлял меньше чуткости и не углублялся в рассуждения.

Сочувствие на лице Мака мгновенно сменилось любезным безразличием.

— Как пожелаешь. — Он повернулся к выходу, но на мгновение сжал плечо Рэндалла, прежде чем удалиться.

Рэндалл запер за собой дверь. Занавески на окнах были раздвинуты, и он увидел в слабом вечернем свете, что белья на кровати нет, но оба одеяла и покрывало аккуратно сложены в ногах. Рэндалл устало растянулся на голом матрасе. Нога у него болела после дневного похода, хотя и не так сильно, как разрывающееся от муки сердце.

Так, значит, Джулия все-таки любила Брэнфорда. Это все усложняло. Раньше Рэндалл верил, что она сможет преодолеть свои страхи и стать ему настоящей женой. В течение нескольких мимолетных мгновений ему казалось, что она готова к этому, даже хочет его. Но кошмары из прошлого победили.

Сможет ли она хоть когда-нибудь настолько оправиться после жестокого разочарования в любви, чтобы полюбить вновь? Прошлое может оказаться неодолимым.

Рэндалл отхлебнул изрядный глоток бренди. Фляжка, конечно, была слишком мала, чтобы напиться, но ее хватило, чтобы притупить остроту боли.

Глоток бренди не смог растопить лед в душе Джулии. Когда Рэндалл ушел, она разожгла камин и свернулась клубком в уголке небольшого дивана. Ее соблазняла мысль заползти под письменный стол, но при этом пострадала бы гордость. Пришло время начинать действовать как взрослая разумная женщина, а не перепуганная девчонка.

Маленькая трусливая частичка ее души побуждала бежать туда, где никто ее не знает, где можно будет начать все сначала. Но у Джулии уже не осталось на это энергии и не было сил выносить унылое одиночество.

Поскольку попытки подавить воспоминания о прошлом не увенчались успехом, единственный путь вперед вел сквозь обломки крушения ее первого брака. А это означало, что она должна объективно взглянуть на Брэнфорда и разобраться в своих чувствах к нему.

Джулия заставила себя спустить с плеч пеньюар и ночную сорочку, чтобы видеть свои изуродованные шрамами груди.

Девочкой она воспринимала свое юное здоровое тело как нечто само собой разумеющееся. Не вполне совершенное, конечно, но грациозное и стройное, достойное мужского восхищения. Так уж природой предназначено, чтобы молодых мужчин и женщин влекло друг к другу.

Эта естественная тяга была разрушена ее первым замужеством.

Редкие чувственные удовольствия, которые она испытывала в первые дни, были вскоре вытеснены ненавистью и отвращением к его телу. И к своему.

Кровавые буквы, которые он вырезал на ее грудях, поставили заключительную печать на ее низкой самооценке. Она стала уродливой, безобразной. Ни один мужчина никогда не захочет ее — так же как и она больше не пожелает иметь дело с мужчиной. В течение многих лет Джулия старалась не смотреть на свое изуродованное тело. В ее спальне никогда не было зеркала, и она научилась одеваться, не глядя на себя и не задумываясь о своем внешнем виде без крайней необходимости.