— Ого! Вы даже основной аккумулятор не разрядили! Работали около трех часов…. Как это у вас получилось? Батарея старая, заряжена давно.

— Потом расскажу, ладно? — Неожиданно понял, как за сегодняшний день я устал от различных воспоминаний и переживаний. Захотелось побыть одному, или просто выспаться….

Выходя с ПСА (пост связи с авиацией), провел рукой по чехлу радиостанции.

«Прощай, Старая Знакомая! Не подводила ты меня никогда в горах Афгана даже в лютый холод, словно в благодарность за заботу, когда на ночь я вынимал аккумуляторы и прятал под одежду, согревая их своим теплом. Не подвела ты меня и сейчас».

Мартынчук посмотрел на меня, на радиостанцию, понимающе отвел глаза.

Спасибо тебе, Старая Знакомая. Спасибо за работу. Спасибо, что пробудила мою память….

Внезапная проверка.

И почему так получается: только наступит долгожданный выходной, размечтаешься, укладываясь в койку, что теперь отоспишься «до не могу», утром откроешь глаза, а часы показывают время, когда обычно нужно вставать, чтобы идти на полеты или построение!

Вчера полковник Щеглов, заместитель командира корабля по авиации, а по-простому зам по авиации, после предварительного разбора очередной летной смены сообщил, что не желает видеть наши физиономии, то есть тех, кто участвовал во вчерашних полетах, по крайней мере, до обеда. Он будет «просто счастлив», если мы не будем бродить по кораблю, или маячить на КДП, ища приключения на свои пятые точки, а, закрывшись по каютам, будем заниматься чем угодно: хоть спать, хоть читать, хоть кроссворды разгадывать, но только не заниматься служебными делами. Настоятельно советовал просто отоспаться. Видать заметил он, что чаще стали появляться в работе моих коллег незначительные ошибки. Это обычно бывает, когда народ устал.

Последовать его совету у меня никак не получалось, хотя в каюте я был совершенно один. Мой сосед, майор Конюхов, ни свет, ни заря умчался на КДП. У него сегодня сложные полеты.

Услышав звуки взлетевшего разведчика погоды, мой организм в недоумении возмутился: «Чего разлегся? Полеты ведь!». Как ему объяснить, что сегодня никуда идти не нужно? Сегодня именно такой редкий день, когда летать будут без моего участия.

Немного поворочавшись, засунул голову под подушку, чтобы ничего не видеть и не слышать, но уснуть смог только минут через сорок, когда услышал, что разведчик погоды произвел посадку.

Проснулся снова, услыхав как с первой стартовой позиции, расположенной как раз через одну палубу над моей каютой, взлетел истребитель Су-33. Организм снова забил тревогу: «Летают же вовсю, а ты в каюте сидишь!».

Три месяца полетов в Баренцевом море перед боевой службой, уже третья неделя в северной Атлантике выработали определенную привычку — вставать рано и работать, отдавая всего себя этому романтическому священнодейству под названием «Полеты».

Окончательно убедившись, что спать больше никак не получится, я достал Православный Молитвослов. Троекратное прочтение «Молитвы Господней» и «Песни Пресвятой Богородицы», положенного по малому правилу преподобного Серафима Саровского, прошло гладко и спокойно. «Символ Веры» же никак не давался: звуки полетов не позволяли собраться с мыслями и внимательно прочесть его.

Перед глазами вставала картина того, что творилось на полетной палубе, угадывая происходящее по изменению присвистывающего рёва двигателей, лязга выдвигающихся или убирающихся задержников и шума поднимающихся газоотбойных щитов.

Явно представилось, как офицер стартовой позиции, подойдя к шасси, проверил точность наезда на задержники, став перед носом самолёта с поднятыми вверх руками, плавно опустил их и, оставив руки в горизонтальном положении — дал жестом команду лётчику разложить крылья истребителя….

Вот проверка закончена. Офицер стартовой позиции сделал характерный жест в сторону трамплина авианосца. Взревели на форсажном режиме двигатели, с лязгом ушли в палубу задержники и самолет, как выпущенная из клетки птица, нетерпеливо стремясь в свою родную стихию — небо, взлетел, издав при сходе с трамплина звук, чем-то напоминающий восторженное американское «Ввау!».

Нет, так Символ Веры читать нельзя. Пролистнув несколько страниц брошюры «Молитвы на всякую потребу», нашел необходимое:

Молитва о даровании молитвы:

Научи мя, Господи, усердно молиться Тебе со вниманием и любовью, без которых молитва не будет услышана! Да не будет у меня небрежной молитвы во грех мне!

Молитва человека, страдающего рассеянием, невниманием, нерадением в молитве:

Рассеянный ум мой собери, Господи, и оледеневшее сердце очисти, яко Петру даяй мне покаяние, яко мытарю — воздыхание и яко блуднице — слёзы, да велием гласом зову Ти, Боже, спаси мя, яко един благоутробен и Человеколюбец.

Немного выждал и снова взялся за Символ Веры, что вкратце содержит все спасительные догматы христианской веры. Перекрестился, поклонился святым образам….

Чем же заняться? Сначала заварил покруче каркаде с мятой, отлил в стакан с кипятком необходимое количество заварки, чтобы выпить после завтрака, вместо чая. Для достижения лучшего эффекта накрыл заварник форменной шапкой, которая, высохнув после позавчерашних приключений на баркасе, из-за осевшей на ней соли была словно покрытой инеем.

Пришлось изрядно повозиться, убирая при помощи щетки и воды эту красоту.

После утренних процедур и легкого завтрака (Слава заботливо принес со столовой ЛТС бутерброд с ветчиной и сыром) решил навести в каюте порядок. Было чисто, если не брать во внимание пыль на полках, соляные разводы на стекле иллюминатора и рабочий беспорядок в секретерах.

Вчера я занимался историческими изысканиями, пытаясь найти ответы на интересующие вопросы в трудах К. Валишевского, Л. Гумилева и трудах Г. Носовского и А. Фоменко, а мой сосед корпел над своей кандидатской диссертацией по экономике.

У себя порядок навел довольно быстро, а в секретере у Конюхова пришлось повозиться. Беспорядок для постороннего ещё не означает, что хозяин неряшлив. Это рабочий беспорядок, где всё лежит на удобном месте.

Прибрался довольно быстро. До обеда оставалось ещё много времени. Я вспомнил, что Юрий Аркадьевич просил по возможности посетить его и решил сходить в медблок и каюту Психологической Разгрузки.

По привычке задраил иллюминатор, выключил свет. Открываю дверь, а на пороге стоит… вице-адмирал Доброскоченко. Всё. Приплыли.

— Так, кто здесь проживает?

Представился.

— Я так понял, вы — корабельный офицер? Чем заняты? — Владимир Григорьевич прошел в каюту. — Посмотрим, посмотрим….

Осмотра каюты не избежать. Прицепиться при желании можно к чему угодно. Перед глазами промелькнули денежные ведомости с прочерками в графах премий и «интенсивности» напротив моей фамилии.