Оказалось, что я старался не напрасно. На пути, по которому мы прошли, я увидел группу из пяти бойцов. Они не двигались в сторону нашей первоначальной стоянки, просто стояли и, кажется, осматривались. Но укрупнять изображение, чтобы точно определить, что это за группа, я не стал.

– А вот как раз и та самая засада, про которую я говорил только что, – равнодушно отметил старший лейтенант Станиславский. – Но и они опоздали. Давай дальше смотреть.

Я вел палец до тех пор, пока камера не нашла нас троих, и опять не стал уменьшать масштаб, поскольку себя мы и без камеры видели прекрасно. Я, напротив, увеличил его, и это опять дало результат. Впереди, чуть в стороне от нашего маршрута, но явно собираясь пересечь его, шла еще одна группа из пяти человек в черной униформе – грузинские коммандос.

– А вот эти не опоздали, – сказал старший лейтенант. – Встречи с ними нам не избежать.

– А там кто? – отвлекая нас от главной темы, спросил младший сержант Чубо, показывая на самый край экрана.

Там шла достаточно большая группа, но явно не в нашу сторону. Исходя из профиля местности, я сказал бы, что эти люди двигались в сторону лаборатории. Выходило, что мы обязаны были отслеживать и их, потому что забрались в эти горы именно для такой работы.

– Посмотри! – потребовал командир взвода.

Я навел камеру на эту группу, увеличил изображение, потом сделал это еще раз. Мы хорошо рассмотрели людей в камуфлированной одежде, бородатых, вооруженных, идущих ровно, без спешки, но уверенно.

– Это, похоже, грузинская армия, – сказал Чубо.

– С нашими автоматами? Они из лизоблюдства будут использовать американские карабины. А эти с «калашами», – возразил старший лейтенант и тут же определил: – Это бандиты. Наши, из России сюда пришли. Двенадцать человек. Но что им в лаборатории понадобиться может? По нашим данным, сотрудники этого дивного учреждения заражают свиной чумой диких кабанов. Химическое оружие они передают нашим бандитам, которые отправляются в Сирию. Нет, даже не само оружие, а оборудование для его производства. Некие мини-заводы, даже просто чертежи для их создания. И, естественно, технологию производства. Ее американцы специально для Сирии разрабатывали. Чтобы делать малыми сериями. Но в Сирию наши бандиты такими большими группами не уходят. Они отправляются туда по одному, парами, от силы тройками. А здесь двенадцать человек!..

– Что это для нас значит? – спросил я.

– Это значит, что мы должны проконтролировать действия этой группы, – за командира ответил младший сержант Чубо. – Назад они пойдут часа через два, чтобы границу пересечь уже в темноте.

– Наша обязанность их проконтролировать, – согласился старший лейтенант. – Но до этого нам следует сначала разобраться с охотниками за нашими головами. С пятью бойцами, я думаю, мы справимся. Нам это вполне по силам. Не знают охотнички, на какую дичь они пошли. Тем хуже для них!

Охотники шли уверенно, ничего не опасаясь. Видимо, они сверялись с картой, на которой был обозначен их путь. Я на глазок прикинул расстояние до точки пересечения нашего маршрута. Получалось, что охотники достигнут ее гораздо раньше нас. Мы не сумеем избежать встречи с ними даже в том случае, если побежим.

В самом крайнем случае, если мы будем нестись как спринтеры на олимпийском финале, что в принципе невозможно, они просто увидят нас. Это тоже будет равнозначно провалу. Связь между преследователями наверняка обеспечена. Первая же группа, обнаружившая нас, немедленно сообщит об этом другим. Нам придется принять большой и сложный бой, где на нашей стороне не будет никакого преимущества. Естественно, ни численного, ни самого главного, которое спецназ ГРУ привык себе создавать, – неожиданности удара и скрытности действий.

– Хорошая работа нам предстоит, – заметил старший лейтенант и с силой сжал в руке цевье автомата.

Он словно настраивал себя на серьезные боевые действия.

– Будем работать, – спокойно согласился младший сержант.

Я промолчал.

Станиславский долго всматривался в картинку на мониторе, отыскивая, видимо, возможности обхода. Но найти такой маршрут, который позволил бы нам миновать засаду, оказалось невозможным. Со всех сторон, и справа, и слева от пути, выбранного нами, стояли высокие скалы, взобраться на которые без пропеллера а-ля Карлсон было невозможно.

– Стемнеет у нас когда? – спросил командир взвода.

– Часа через три, – подсказал младший сержант Чубо.

– Долго ждать. За это время нас могут капитально блокировать. Выход только один – работать на опережение. Но обогнать этих парней мы уже не успеваем при всем старании. В таком случае, действовать будем так, – решил, наконец, командир: – На ходу продолжаем наблюдение через спутник, контролируем передовую группу охотников. На короткой дистанции выходим им в тыл. Я и Чубо подкрадываемся и работаем в рукопашке, малыми саперными лопатками. Желательно обойтись без стрельбы, но никого не выпустить, положить всех до единого. Темповая атака. Волконогов страхует нас со своей винтовкой и помогает по мере возможности. Все. Время терять не будем. Идем!..

Шли мы в высоком темпе. Для меня такой быстрый переход был вдвойне неудобным, потому что приходилось одновременно и посматривать под ноги, и заглядывать в планшетник, и осмысливать ситуацию. Я ведь привык не только полагаться на приказ командира, но и своим умом по возможности думать. Так мы и шли. Конечно, постоянно смотреть в монитор надобности не было, но определенное неудобство присутствовало. Однажды я даже споткнулся, едва успел подпрыгнуть, кое-как удержал равновесие и не воткнулся носом в планшетник.

– Осторожнее, Волконогов! – прикрикнул старший лейтенант.

Он казался злым и сосредоточенным. Мне вообще-то, нравилось, что наш Станиславский держал от солдат определенную дистанцию. Я видел много других командиров взводов, даже в нашей роте, которые старались быть с солдатами на равных. На мой взгляд, это неправильно.

На равных офицеру и солдату можно общаться на прогулке, без военной формы. На службе должна существовать жесткость, строгая вертикаль командирской власти. Иначе не получится армии.

Добрый командир жалеет своих солдат. Он не будет во время отжимания от земли своему бойцу наступать ногой на спину, как поступал со мной Станиславский. Зато этот солдат никогда не научится отжиматься через силу. Следовательно, он не сумеет и драться с противником, когда, казалось бы, никакой возможности для этого уже нет, побеждать, превозмогая себя.

Наш командир взвода называл это уроками актерского мастерства и часто повторял фразу того самого знаменитого Станиславского: «Не верю». Он заставлял нас забыть о том, что мы чего-то не можем. В результате мы справлялись с запредельными нагрузками. Если бы я сейчас сказал, что не могу не спотыкаться, потому что мне приходится смотреть и в планшетник, и под ноги, а делать это невозможно, то старший лейтенант наверняка ответил бы мне своей знаменитой фразой: «Не верю».