Он затаил дыхание, спрятался за подоконником, осторожно выглядывая.

Машина остановилась перед вокзалом, синхронно открылись двери, и вышли четверо — высокие, в военной форме, в фуражках. Быстрыми шагами они направились к вагону. Гельмут слышал стук их сапог.

«Господи, господи, господи», — он зажмурился, схватил лицо руками.

Раздался звук открываемой двери вагона. Шаги были уже совсем близко — в тамбуре, теперь по коридору, еще ближе, и еще.

«Надо проснуться, надо проснуться, надо просто наконец проснуться из этого кошмара», — повторял про себя Гельмут, судорожно сжимая виски и раскачиваясь из стороны в сторону.

Возле его купе шаги смолкли. Щелкнул дверной замок.

Гельмут открыл глаза, выдохнул и громко, отчетливо проговорил:

— Я сплю. Это всего лишь сон. Сейчас я закрою глаза, а когда открою — проснусь.

И он закрыл глаза, а потом открыл, а потом понял, что проснулся.

Поезд ехал, раскачиваясь и мерно стуча колесами.

Гельмут лежал в своем купе на мокрой от пота подушке, волосы его спутались, он смотрел в непроглядную черноту и тяжело дышал. Было еще темнее, чем раньше — никаких отблесков света. В вязкой темноте он с трудом различил закрытую дверь, соседний диван и…

И фотоаппарат, новенькую «лейку», стоявшую на столе — рядом с подстаканником, бутылкой минералки, бутербродом и деньгами. Открытый объектив смотрел прямо на него, будто это был единственный глаз, черный, круглый, неумолимый.

Паника захлестнула Гельмута с ног до головы. Он поднял голову с подушки, прижался к стене, чтобы спрятаться, слиться с этой стеной, убежать хоть куда-нибудь. Сердце его колотилось, мышцы судорожно вздрагивали, он задыхался, и страх бил его, будто током, пронзая насквозь, сотрясая каждую клетку тела.

Фотоаппарат щелкнул. Купе озарила яркая вспышка.

Гельмут с силой зажмурился, закрыл руками лицо и завопил нечеловеческим голосом, будто пытаясь отогнать криком свет, разбить вдребезги весь этот кошмар, и он слышал со стороны свой вопль, отдающийся многократным эхом, усиливающийся и вновь обрушивающийся на весь мир.

— Товарищ, мы подъезжаем к станции Калинова Яма.

★ ★ ★

Из статьи Карла Остенмайера «Союзники и охотники»

Zentralblatt fur Psychotherapie und ihre Grenzgebiete, № 5, 1936

Иногда я использую в работе с пациентами метод визуализации. Это немного похоже на легкий гипноз, но человек может заниматься этим самостоятельно, наедине с собой. Суть метода в том, чтобы максимально расслабить мышцы, приняв наиболее удобную позу, закрыть глаза, глубоко дыша с помощью особой техники, и представить себе некую картину. Картины я даю пациентам сам, в зависимости от того, что требуется для выполнения текущей задачи.

Одна из визуализаций выглядела так. Представьте себе, что вы — средневековый рыцарь в тяжелых стальных доспехах, украшенных узорами. Вы сидите на скамейке посреди большого и просторного зала, но ничего не видите, вокруг вас — абсолютная темнота. Вдруг узоры на ваших доспехах начинают светиться, постепенно проясняя обстановку вокруг. Сначала они светятся совсем слабо, и вы видите только то, что расположено в нескольких метрах от вас, затем еще сильнее, и еще — и вскоре свет от узоров на доспехах озаряет весь зал.

Когда пациент открывает глаза, я подробно расспрашиваю о том, что он увидел и как выглядел зал. Разумеется, каждый видит что-то свое, в зависимости от воображения. Зачастую люди «видят» весьма интересные подробности, которые могут многое рассказать об их внутреннем мире. Так, один из пациентов сообщил, что он оказался посреди огромного готического собора и даже подробно описал обстановку в нем. Он увидел алтарь, на котором лежал красный плащ и золотой кубок, над алтарем — потрескавшееся деревянное распятие, а за окном (разумеется, была ночь) даже пролетел ворон.

Через неделю пациент вдруг рассказал мне, что однажды, занимаясь визуализацией самостоятельно, он вдруг увидел, что на скамейке в углу храма сидит старик в ветхом капюшоне, скрывающем половину лица. Во второй раз он вновь увидел этого старика на том же самом месте, и тот повернул голову в его сторону, приложив палец к губам, будто бы хотел сказать: «Представь себе, что меня здесь нет».

Я спросил, чувствует ли пациент угрозу от старика, но он не смог выразить свои чувства. Старик, невесть откуда появившийся вдруг в его образах, олицетворял нечто, с одной стороны, нездешнее, а с другое стороны, свое и близкое. Пациент не мог разобраться в этом, да и я, признаться, впал в замешательство.

Через некоторое время я заметил, что похожие персонажи появляются и в других визуализациях. Так, один пациент, которому я посоветовал представить себя отдыхающим в лесу, увидел вдруг, что между деревьями сидит старик в белой рубахе и с большой плетеной корзинкой.

Я долго думал о том, что же это за старик. Я и сам начал вновь практиковать различные визуализации, пока через какое-то время вдруг тоже не увидел его.

Путь в глубины своего бессознательного труден и порой довольно опасен. Нашему «я» в этом случае никак не обойтись без проводника. Этот старик (я называю его стариком для простоты, на самом деле он может выглядеть, как угодно) — наш союзник и проводник в темных глубинах психики. Если вы встретили его, значит, вы на правильном пути. Важно помнить: проводник не будет делать все за вас. Напротив: если вы увидели его, это значит, что вам теперь предстоит еще больше работы. Он появится, чтобы указать дорогу или подсказать, что делать, а затем исчезнет, чтобы вновь прийти в совершенно неожиданной ситуации.

Но помните: на этом пути вам повстречаются не только союзники, но и охотники.

★ ★ ★

ВЫПИСКА

из протокола допроса подозреваемого в шпионаже Гельмута Лаубе

от 16 июля 1941 года

ВОПРОС. Расскажите, почему ваша семья решила переехать из Оренбурга в Петроград?

ОТВЕТ. Отец хотел найти здесь достойную работу. Он говорил, что в Петрограде адвокаты больше нужны. Там жили наши дальние родственники, они предлагали некоторое время пожить у них.

ВОПРОС. Что за родственники?

ОТВЕТ. Двоюродная сестра отца. Мария. Можете не спрашивать — я не имею понятия, где она сейчас живет. Я даже не помню ее фамилию.

ВОПРОС. К этому вопросу мы еще вернемся. И как работа? Ваш отец нашел, где устроиться?

ОТВЕТ. Да, он стал работать в адвокатской конторе на Литейном. Я не помню, как она называлась.

ВОПРОС. Отец был доволен работой?

ОТВЕТ. Вполне.

ВОПРОС. Что вы помните о периоде Февральской революции? Как ваш отец ее принял?

ОТВЕТ. Мне было двенадцать лет, я мало понимал. Отец ругался. Приходил с работы и говорил, что царь, конечно, та еще тряпка, но ничего хорошего здесь не получится. Уже тогда он подумывал о возвращении в Германию. Но мать говорила, что там тоже неспокойно.