как солдат на фельдфебеля. Ждал приказаний.

– Сначала выясните, когда и при каких обстоятельствах провели телеграфную линию на Фридрих-Вильгельм-штрассе номер 12, – сказал Эраст Петрович строгим тоном, безо всякого «пожалуйста» – иначе немец перестал бы вести себя как подчиненный с начальством.

– Слушаюсь.

Директор вышел, через некоторое время вернулся и доложил:

– Линия проведена по частному заказу, с разрешения почтового министерства, в июне 1892 года. Счет оплачен фирмой «Генеалогише ферзухунген».

Увы, эта информация нам ничего не давала. Таинственный клиент произвел выплату со счета самого ван Дорна. Откуда поступают деньги доктору, без санкции суда узнать было невозможно. В России можно сунуть банковскому служащему так называемого «барана в купюре» и он сообщит нужные сведения. Но не в Германии. Хотя столь серьезного акунина, как «Э.П.», и при санкции суда за финансовый хвост скорее всего ухватить не удалось бы. Существует множество хитрых уловок, чтобы запутать банковские следы.

Оставалась еще одна надежда. Для краткости просто приведу телеграфную переписку, которую я потом скопировал в свой дневник.

«ПРОШУ УСТАНОВИТЬ МЕСТОНАХОЖДЕНИЕ ТЕЛЕГРАФНОГО АППАРАТА ИДЕНТИФИКАЦИОННЫЙ НОМЕР DS14622».

«АППАРАТ ТАКИМ НОМЕРОМ ИМПЕРСКОМ СЕКРЕТНОМ РЕГИСТРЕ ОТСУТСТВУЕТ».

«ЧТО ЭТО МОЖЕТ ОЗНАЧАТЬ ВПР».

«ЧТО БОЛЬШИЕ ДЕНЬГИ ДЕЛАЮТ БОЛЬШИЕ ЧУДЕСА ТЧК ВЫ МЕНЯ ЗАИНТРИГОВАЛИ ТЧК ПРОШУ ПОДРОБНОСТЕЙ».

«НЕ ТЕЛЕГРАФНЫЙ РАЗГОВОР ТЧК МОЖНО ЛИ ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ УСТАНОВИТЬ СТРАНУ ВПР».

«РУБРИКАТОР DS ОЗНАЧАЕТ DEUTSCHSPRACHIGE ТО ЕСТЬ ЧТО АППАРАТ ПРИСПОСОБЛЕН ПЕРЕДАЧИ СООБЩЕНИЙ НЕМЕЦКОМ ЯЗЫКЕ УМЛЯУТАМИ ТЧК ТАКИЕ ИСПОЛЬЗУЮТСЯ ТРЕХ СТРАНАХ ГЕРМАНИЯ ЗПТ, АВСТРО-ВЕНГРИЯ ЗПТ ШВЕЙЦАРИЯ ТЧК СООБЩИТЕ ЧЕМ ЕЩЕ МОГУ БЫТЬ ПОЛЕЗЕН».

Эта недлинная переписка, а вернее сказать перестучка растянулась до позднего вечера, потому что ответа на запрос о номере пришлось ждать больше трех часов. Должно быть, Шпехт наводил справки через вышестоящую инстанцию, прусское министерство внутренних дел.

– Ничего себе зона поиска, – вздохнул Эраст Петрович. – Германия, Австро-Венгрия, Швейцария. Единственное, что мы установили: мой родственник чертовски богат и умеет находить окольные тропы. Но это было известно и раньше. Ладно, послушаем, что скажет наша т-талантливая напарница.

Эмма сказала:

– Аспен помешан на роде фон Дорнов. Так?

– Да.

– Он даже не стал вас убивать, когда появилось предположение, что вы тоже из фон Дорнов. Так?

– Да.

– После вашего визита доктор несомненно отправил своему клиенту сообщение о таком интересном родственнике. Стало быть, Аспену уже известно, что вы в Марбурге. Так?

– Скорее всего.

– Отправляйтесь завтра утром к доктору и скажите, что желаете встретиться с «Э.П.». Передайте для него послание. Такое, которое заставит Аспена вылезти из укрытия, где бы он ни прятался. Я уверена, что после всего произошедшего он испытывает к вам жгучее любопытство и охотно согласится. У него достаточно средств обеспечить свою безопасность.

– Интересная мысль, – признал господин. – Дерзкая, но интересная.

– Чем это отличается от моего предложения, которые вы отвергли, господин? – спросил я.

– Тем, что не придется «брать за шиворот» порядочного человека. Но какого рода послание, сударыня, может побудить «Э.П.» (буду пока называть его так) выйти на контакт?

– Придумайте сами. Хоть на это-то вы способны? – дернула плечом Эмма. – А теперь давайте спать. Уже поздно. Похоже, день завтра будет хлопотный.

В эту минуту она была невыразимо прекрасна – как греческая богиня охотников Диана или наша Аматэрасу, повелительница мужчин.

Поэтому, когда мы с Эммой вышли в коридор, я сказал:

– Вы самая удивительная женщина из всех, кого я встречал в своей жизни. Знайте, что я полюбил вас.

– Здрасьте. Этого еще не хватало!

Она замигала рыжими ресницами.

– Да, я полюбил вас, – решительно продолжил я. Так захотело мое сердце. Человек может быть сложен в мыслях, но он должен быть прост в чувствах. И не скрывать их, если они сильные. – Я знаю, моя любовь безответна. У меня есть предположение еще более грустное – что вы вообще не умеете любить.

Мне кажется, это замечание ее задело.

– Любят те, кто не может жить без подпорки. Я как цапля, я отлично умею обходиться одной ногой, вторая мне ни к чему!

– Нет, без любви обходятся те, в ком хватает сердечного тепла только на самого себя.

Я впервые видел Эмму сбитой с толку. Она смотрела на меня с недоумением.

– Зачем вы мне это говорите?

– Чтобы вы знали. Вам достаточно подать знак, и вы сделаете меня счастливым, а я постараюсь сделать счастливой вас. Если же нет – не беспокойтесь, я не стану докучать вам своей любовью. Это всё, что я хотел вам сказать. Теперь в наших отношениях установится ясность.

– Вы странный мужчина, – хмыкнула Эмма. – Или японцы все такие?

– Я не «японец», я Маса. Просто Маса. Спокойной ночи.

Учтиво поклонившись, я направился к себе в номер. Сердце мое трепетало. Я знал, что спокойной ночи у меня не будет.

Но душа устроена причудливо. Выплеснув из нее со словами огненные искры, я будто притушил костер. Он уже не пылал, а тлел ровным, чуть потрескивающим пламенем. Оно не обжигало, а грело. Уснул я очень быстро и спал очень крепко.

Пробуждение было такое, что я решил, будто мне снится чудесный сон.

Надо мной склонилась Эмма, она теребила меня за плечи.

– Маса! Маса!

Я подумал, что не хочу просыпаться. Я притянул Эмму к себе и стал целовать в горячие губы.

Под ними оказались зубы, которые меня больно укусили.

– Прекратите! Не до глупостей! Что-то случилось! Вставайте!

Она рывком высвободилась. Я сел.

– Случилось? С кем?

– С ними! С Корделией и Фандориным!

Сам не понимаю, почему я первым делом посмотрел на каминные часы. Как будто имело значение, сколько сейчас времени.

Было начало седьмого. Зимой это еще совсем ночь.

– Я не спала. Услышала за стеной странные звуки, – отрывисто говорила Эмма, пока я натягивал брюки и рубашку. – Я постучалась. Ответа нет. Лишь какое-то бормотание. Скорее! Нужно выбить дверь, она заперта на засов. У меня не хватит сил!

Я чуть не упал, наступив на шнурок. Выскочил в коридор.

– Господин!

Никакого ответа.

Отбежал, вышиб створку.

Первое, что я увидел – серый прямоугольник распахнутого настежь окна. Оттуда несло холодом. У кровати светился ночник. Эраст Петрович сидел совсем голый, согнувшись и обхватив голову. Он слегка раскачивался и монотонно повторял: «Сэпамуа, сэпамуа, сэпамуа…».

– Что с вами, господин?!

Я схватил его за руки, заглянул в лицо. Оно было бледное, с закрытыми глазами.

– Скорее! Они ее уводят! – закричала Эмма.

Я бросился к окну.

На дальнем конце лужайки смутно темнели три фигуры: две плотные по бокам, одна тоненькая посередине. Донесся слабый, жалобный вскрик.

– Оставайтесь с господином! – прорычал я, перепрыгивая через подоконник.

Но Эмма последовала за мной.

– Он жив. И не ранен, крови