Пал Глебовски откланялся, а Хитрус залез в ретроспектор. Как и предполагал министр злодел, Большой Брат ввязался в некую сверхсекретную интрижку, внятной информации о которой в памяти инфернета не обнаружилось. Но зато ментальная сеть зафиксировала очень важную деталь откуда ни вернулся Лорд Тьмы, он сделал это в момент очередного исчезновения магии, точнее из-за.

Оставалось выяснить, где, собственно, побывал император. Он углублялся в слои астрала, пока не вошел в сферы, неподконтрольные системам слежения. «Может, он тайно встречался с Мировым Змием?» — подумал Хитрус. Догадка не подтвердилась дух дракона оставался под Хоботастом. Проверка высших функционеров Республики Добра также ничего не дала.

— Мастдай! — воскликнул Объегориум.

Имя ректора прозвучало как пожелание.

Разумеется, это был он. Единственный светлый маг, который по-настоящему боролся с Империей Зла и пытался познать механику исчезновения волшебной энергии. Его след также терялся в омуте инферно.

Нос Хитруса затрепетал. Министр сообразил «я молодец»! Натравил Глебовски на Хоботаст. Если Мастдай вернулся в таком же состоянии, что и Большой Врат, то завтрашнее представление с участием агентов ФБР обещает стать сенсацией. Лишь бы Малдыри-Скалдыри не подвели….

* * *

— Бандана, ну, как ты еще объяснишь эти загадочные возникновения и исчезновения? — кипятился Малдырь.

Он тряс перед носом напарницы пачкой секретных отчетов, присланных почти из всех штатов страны. Везде описывались похожие случаи некто (не важно, мужчина, женщина, несколько людей) появлялся среди белого дня при нескольких свидетелях, вежливо извинялся за причиненный дискомфорт и пытался уйти от очевидцев. Наиболее бдительные выслеживали «прительцев», И некоторые потом утверждали, что странные «появленцы» пропадали так же неожиданно, как и возникали.

Все загадочные визитеры размахивали небольшими палочками, произнося тарабарщину то ли «Хоум-свит-хоумус!», то ли «Ну-работай-же-ты-дура-деревянная!». Здесь показания расходились.

Зато полное единодушие царило в графе «Время происшествия». Плюс-минус пять минут.

— Наверняка военные провели испытания новых психотропных средств, — предположила Скалдырь. Военные резвятся.

— А мне кажется, нет! — пылко возразил Малдырь. — Это не глюки, а инопланетяне или участники тайного эксперимента по перемещению людей в пространстве.

— Телепортация? Чушь, Факс.

— У меня предчувствие, что завтра твое мнение изменится, — сказал агент, помахивая авиабилетами.

Вандана взглянула на Малдыря с оттенком жалости

— Ты о Пале? Да, я полечу с тобой в Британию, но… Не слишком ли многого ты от него ждешь?

— Много не много, а сегодня по телефону он обещал показать эти… как их?. йети!

Относитесь к другим так же, как вам бы хотелось, чтобы другие относились к вам.

Конфуций

Сумерки обняли деревушку. Теплый ветер ласкал лица путешественников. Глаз радовался мирной сельской идиллии.

Возле одной из лачуг, прямо в пыли, сидела стайка полуголых детей, а небритый старик в пончо и джинсах, устроившийся на маленькой скамье, курил толстенную сигару и поучал молодое поколение. Харри, Веня и бесеныш остановились чуть поодаль, чтобы послушать.

— Дон Хуан, дон Хуан! — наперебой голосили детишки. — Расскажи, как ты пудрил мозги дону Карлосу!

— А не надоело? — лукаво спросил дед.

— Нет! Нет! Что ты! — загалдели ребятки.

— Давайте-ка, я вам поведаю другую историю. Историю о Воине Света. Хотите?

— Да, да, да…

Старик пыхнул сигарой, поднял ее огоньком вверх.

Наступила тишина.

— Диего, — обратился дон Хуан к мальцу с гитарой, — вдарь чего-нибудь геройское.

Гитара ожила в маленьких умелых руках, задышала с фирменным испано-американским струнным надрывом, от которого душа разворачивается, а потом забывает свернуться обратно…

— Я расскажу вам о пламенном мстителе и неотразимом мачо, о виртуозном музыканте и гениальном убийце, о бешеном духе смерти и мягком ангеле любви… Я говорю о скрипаче Эль Маньячи.

Вообще-то его звали Антонио Городерас, но адепты тьмы величали его неистовым Эль Маньячи по кличке Ночной Трезор. О, у этого парня был нюх как у собаки и глаз как у орла. А уж пострелять Антонио был и вовсе не промах. Слава о нем шла дурнее некуда. Я имею ввиду, преступный мир боялся его, как Буш Ладена.

Однажды он заявился в бар итальянца Сморчелло

Утка.. Да-да, англоязычная вывеска «Baк „Duck“» веселила всю округу… Так вот, Эль Маньячи пришел в забегаловку старины Сморчелло. Надо сказать, что вместо стульев в «Утке» всегда были навалены горы матрасов. На эти матрасы очень любили залечь ребята дона Хворьлеоне. Как дон захворает, так мужикина матрасы. Делов-то нету, когда босс бюллетенит.

Вот и представьте в зале царил полумрак, бойцы валялись на матрасах и злоупотребляли спиртным, порхала услужливая официанточка, — в общем, царили мир и спокойствие. Открылась дверь, в затхлом воздухе пахнуло вечерней свежестью. На пороге возник мужчина. Черный плащ, джинсы и рубашка, широкополая шляпа, туфли со шпорами, сигара в зубах, а в руке смоляной скрипичный футлярчик. Аккуратненький такой, с наклеечкой «За Шопена ответишь!..

Встал незнакомец под самой яркой лампочкой, поглядел в темноту зала, выплюнул сигарку и говорит

— Ночной Трезор. Всем выйти из Сумрака для проверки паспортов! А то ишь понаехали…

Ребята-макаронники с понятием, хоть и мафия. От греха подальше решили ксивы предъявить. Но в дальнем углу бара нашелся-таки отморозок, правда, приезжий из дружественной Тыпонии — делегат от тыкудзы по обмену опытом. Звали его Уйдуко Восвояси, полный беспредельщик, которого даже из тыкудзы за жестокость едва не выгнали. И этот Восвояси ляпает пьяным голосом

— А иди-ка ты, пент моганый, домой.

Эль Маньячи пентом никогда не был, сильно обиделся.

— Не хотите, — говорит, — по-хорошему, будем по-плохому.

Выхватил из футляра (явно на пружинках крышка была!) автомат системы Страдивари и сыграл краткий убедительный реквием. В одну обойму уложился. Никто и пушку не успел вынуть.

В живых остались официанточка, Сморчелло и злополучный Уйдуко Восвояси. Ночной Трезор Эль Маньячи приблизился к тыпонцу

— Видишь, как наше слово отзывается, если глупое? Короче, извинись, и расстанемся друзьями.

Делегат принялся радостно кланяться

— Прости, Маньячи-сан, итальянское сакэ моим языком говорило. Я искренне уважителен и почтительно внимателен к твоим снисходительным просьбам.

Вот и паспорт, и деньги, и… хошь, мизинчик подарю?