Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 25 26 27 28 29 30 31 32 33 ... 83
Перейти на страницу:
говорить, подумал Максим. Умна, цинична, вот только мир твой очень уж благополучный… даже сейчас, когда все кувырком. Все ты видела, ага…

— Ну, молчи, молчи… В книжке вашей с Натальей Васильевной много чего есть, а такого нет. Я не сравниваю, не думай, ужасы эти ваши и представить-то трудно. Однако жизнь есть жизнь, ад — он у нас внутри, у каждого свой.

Ну и проницательность, поразился Максим. Нет, исключительная личность! А я, пришло в голову? Никто…

— Не буду я тебе, солнышко, про этот свой ад рассказывать, ладно? Ни к чему. А вот результат…

Она с силой затянулась, выдохнула дым — уже никаких колечек, — раздавила окурок в пепельнице, по-мужски раздавила.

— Результат — самое дно. Вот здесь, в этом доме, очнулась распоследней из шлюх. Испитой, исколотой, бесправной… животное… Как очнулась — не знаю. Чудо, должно быть. Хотя в бога не верила и не верю. А, не важно… Ладно, Макс, давай выпьем. Только изысканного чего-нибудь. Нет-нет, сегодня я угощаю!

— «Коктебеля»? — спросил Максим.

— Ну его… Арманьяка хочу, есть у меня в закромах…

Она позвонила, отдала распоряжения. Принесли полбутылки какого-то древнего арманьяка.

— Ну, за будущее, — подняла бокал Маман. — Так вот, здесь ведь совсем низкопробный притон был. Да и он на ладан дышал к концу пятидесятых. Если б я в себя не пришла, заведение бы сдохло. Но я — в руки себя взяла. Откуда что берется? — Она усмехнулась. — Тоже кое-что пережить пришлось… Но стала на что-то похожей. На женщину. Очаровала тогдашнего городского голову. Все расчетливо, холодно делала. А голова-то голову потерял.

— Да ты и сейчас любого очаруешь, — вставил Максим.

— Могу, — кивнула она. — Хочешь, тебя очарую?

Максим непроизвольно поежился. Потом расправил плечи, посмотрел женщине в глаза.

— Нет, — сказала Маман. — Вот тебя, думаю, не сумела бы. За то, думаю, и люблю. Не отвлекай. Потерял он, стало быть, голову, даже жениться предлагал. Да мне-то на что? Сызнова скука и бесправие? Нет и нет. Зато денег дал. Выкупила я заведение на эти денежки, переделала все. Прежнюю Маман выперла с треском, с ее вышибалами вместе, кухню, интерьер и прочее устроила изысканно, студентов да гимназистов на порог пускать перестала, девушек — тут все больше азиатки подвизались — со скромным выходным пособием восвояси отправила, набрала русских красавиц, этикет установила строжайший. И покатили туристы. Природный Парк тогда как раз вовсю к туристам разворачивался.

Молодчина, подумал Максим. Впрочем, довольно банальная история. Вот о годах падения рассказала бы… Хотя — ну их. Что мне — воображение щекотать? Чего ради? Все кувырком, все кувырком, навязчиво простучало в мозгу.

— Потом Мелентьев, тот городской голова, помер. Апоплексическим ударом. Растрата вскрылась большая, на что деньги пошли — он не сознался, а докопаться так никто и не сумел. Подозревали, да в самый разгар скандала его кондратий и хватил. Предпочли замять тогда. Ладно, — оборвала себя Маман. — Я все это к тому, что… Ну, ты умный, тебе мораль не нужна. А Наталья Васильевна звонила, о тебе спрашивала. Не единожды, между прочим.

Максим скрипнул зубами.

— Спасибо, Анна Викторовна, — сказал он. — Я разберусь, ладно? Сам. — И, помолчав немного, добавил. — Не обижайся, Маман, и не ругай меня. Правда — я тебе так благодарен… Пойду сейчас проветрюсь, а там видно будет.

— За руль только не садись, — сухо проговорила Маман. — От тебя и разило за версту, и сейчас выпили мы с тобой не помалу.

— Разберусь, — повторил Максим.

Он принялся одеваться, не испытывая никакого стыда перед этой женщиной. Мелькнуло — женщиной ли вообще?

Маман приблизилась к Максиму, коротко ткнулась лбом в его плечо и молча вышла из комнаты.

Одевшись, он спустился на первый этаж, положил на стойку портье тысячную купюру — Алексей почтительно наклонил голову, — пересек холл, распахнул дверь, выбрался на улицу. Глубоко вздохнул, снял «Руссобалт» с охраны, сел за руль, запустил мотор, помедлил, пытаясь собраться с мыслями. Не собрался.

И резко стартовал.

В черте города еще сдерживал себя — ехал медленно, вальяжно, словно кораблем правил. Краем сознания отметил, что прошлогодние безобразия не оставили и следа: Верхняя Мещора — все такая же изысканная, нарядная и беззаботная, какой увиделась ему восемь лет и один день назад. «Ничто их не берет», — прищурился Максим.

Вырвавшись на Егорьевское шоссе, вдавил педаль газа в пол и перестал обращать внимание на ограничения.

Миновав Егорьевск, свернул с трехрядной магистрали влево, на хотя и ровную, но узкую и извилистую дорогу. Стиснув зубы, тщательно отрабатывал повороты, почти не сбрасывая скорости. И ни о чем не думая, сосредоточившись лишь на басовитом пении двигателя.

За пару верст до поворота на трассу, ведущую к Нижней Мещоре, все-таки не справился с управлением. Машину вынесло на обочину, ударило об отбойник, швырнуло обратно, на дорожное полотно, перевернуло через крышу, снова поставило на колеса.

Мотор заглох. Максим, крепко приложившийся обо что-то головой и придавленный подушкой безопасности, потерял сознание.

22. Понедельник, 19 августа 1991

«Мне очень жаль, но сейчас я не могу ответить. Пожалуйста, телефонируйте позже или оставьте ваше сообщение».

Наташа в сердцах ткнула пальцем в клавишу сброса, угодила в соседнюю и отбросила трубку.

Не распускаться, в который раз приказала она себе. Сама виновата, нечего на него обижаться. Сама, все сама.

Однако совсем уж не обижаться — не получалось. Бросил, бросил. Еще бы к другой ушел — странно, но было бы легче. А ушел — никуда. В притон.

«Сука, — уходя, бросил он перехваченным голосом. — Сука похотливая. Понять меня не желаешь, тебе одного надо, чтобы драл тебя каждую ночь, и ничего больше».

«Максим, я тебя люблю», — сказала она.

«Пошла ты, — процедил он. — Вон, к Устинову можешь прислониться». И ушел.

Господи, вразуми, взмолилась Наташа. Ему скверно, но ведь я старалась понять, изо всех сил старалась — понять и помочь.

Да что старалась — я все понимаю. Только помочь — не умею. Ничего, кроме любви, у меня нет, а ему чего-то другого нужно.

Все обрушилось спустя два месяца после возвращения с лунной базы. Эти месяцы они упоенно занимались романом — назвали его «Век-волкодав», в памяти Максима неожиданно всплыло стихотворение, читанное давным-давно в самиздате. Имя поэта Осипа Мандельштама Наташа потом раскопала в Сети. Серебряный век.

Смешное слово —

1 ... 25 26 27 28 29 30 31 32 33 ... 83
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?