сложности. Идеологические схемы, казалось, давали надежную интерпретацию настоящего и с уверенностью указывали «научный» путь к будущему. Но из этого ничего не вышло. И после 1989 года неолиберализм с научной убежденностью утверждал, что рынок сможет то, чего не смогли великие империи, идеологии и религии — объединить людей в глобальное сообщество. Сегодня все мы несколько сомневаемся в подобных утверждениях.

Нет простых ответов на вопрос, как сегодня жить вместе, на международном уровне и в своем кругу. Не удовлетворяют горькие ответы с привкусом реализма тех, кто утверждает, что жить вместе невозможно. У них стоило бы спросить, что же тогда прикажете делать. Нельзя же жить изолированно в современном мире, где все передается и сообщается. Или надо задуматься, какие и сколько войн нужно тогда вести. Из подлинного размышления о сложности реального мира исходит, может быть, больше решений, чем из насильственно упрощенных общих вопросов и ответов.

Не удовлетворяют и сладкие ответы спокойного космополитизма, питаемые верой в то, что в конечном итоге утвердятся ценности прогресса и демократии. Космополитизм не судьба; жизнь и реакции разных народов отличаются друг от друга. Не работают и ответы, которые свою идентичность и историю расширяют до целого мира, уподобляя его себе и своей жизни, будто бы это и есть универсальные рецепты. Глобализированный мир состоит из устойчивых различий. Чтобы жить с другими, нужно понять, кто они, а не только говорить, кто мы, и предлагать другим свои модели. Однако, несмотря на культурные различия, есть и общие потребности и ценности на всех широтах; по крайней мере, об этом говорит мой личный опыт.

Терпение, питаемое интересом и надеждой, помогает исследовать человеческую историю во всей ее сложности. Чтобы размышлять о жизни, нужно иметь терпение смотреть на нее конкретно. Прежде всего, как писал Томмазо Падоа-Скьоппа (Tommaso Padoa- Schioppa), чтобы понять, каждому нужно «посвящать больше времени и внимания потрясающим событиям, происходящим у нас на глазах». Вместо этого люди спешат и полагаются на какие-нибудь упрощенные или громкие формулы. В наши дни особенно необходим вкус к познанию. Размышлять о реальности — значит учиться различать. Да, различать крайне важно, чтобы не создавать чудовищ или призраков в лаборатории нашей мысли, собирая в одну категорию самые разные явления и выражения.

История предельно важна для понимания, потому что нации и идентичности длятся во времени, хотя и меняют внешний вид. Карл Мейер (Karl Meyer) писал: «История — не программа, но рассказ, который может предостеречь. Она содержит кучу предостережений для тех, кто считает, что может поторопить время или что у его страны есть специальный мандат провидения, или что от союзов одни неприятности…». История не предлагает уроков жизни или легких пророчеств, но помогает уловить глубину себя и другого. Бывают всякие стечения обстоятельств, но есть установки и перспективы у разных субъектов истории, которые не меняются со временем. Геополитическая и историческая культура становится необходимыми на всех уровнях, как английский язык для путешествий: это азбука для различения и прочтения реальности.

Каждый читает настоящее со своей точки зрения, но все мы призваны прилагать усилия разума для поиска возможных ответов на вопросы, как жить вместе. Для этого надо смотреть в лицо другому и понимать его, а не глядеть только на себя и свою группу. Вместо поверхностных решений нужна новая разумная мысль о будущем, где перекрещивались бы великие вопросы о человеке и антропологические проблемы. Это мне представляется задачей европейской культуры — смелость терпеливого понимания, которое может опираться на накопленные десятилетиями ресурсы и сведения. Лондон и Париж перестали быть столицами империй, но в них живут люди со всего света, они связаны с самыми разными частями планеты, в них сосредоточены огромные культурные богатства. В общем, они являются выражением европейской культуры, способной на терпеливое понимание мира без неоколониальных устремлений или претензий на гегемонию. Это возможно не только для Лондона и Парижа, но и для многих других европейских городов, для всего европейского общества.

Культура общих интересов

Европейская политика не может стать комедией, лишенной перспектив. Европейцы нуждаются в политической мысли. Нужны европейские лидеры международного масштаба. Европейцем мирового уровня был такой религиозный деятель ХХ века, как Иоанн Павел II. Он явил дерзновение терпеливого понимания реальности и непредвзятой встречи с ней. Как человек Церкви, он имел свое видение мира и ярко свидетельствовал о своей вере. Вера подвигла его на встречу со многими разными аспектами мира. Иоанн Павел II верил, что нации являются самостоятельными субъектами истории. Он отказывался воспринимать Восточную Европу глобально, только как воплощение коммунизма, и искал в ней сообщества людей, которые ободрял, несмотря на давление Советского Союза. Поездки стали для Войтылы необходимым средством встречи.

Нужно понять папу в общем контексте истории, принадлежащей всем, неверующим и верующим, христианам и нехристианам. Через биографию великого европейца Иоанна Павла II мы лучше видим историю нашего времени. Возглавляя своеобразный интернационал — католицизм, он уловил ценность идентичности. В Польше его стратегия состояла в поддержке униженного общества, находившего свое выражение в «Солидарности». Образцом для него был мирный переход к демократии стран Восточной Европы (за исключением Румынии), переход к демократии в пиночетовской Чили, как и мирный выход Филиппин из диктатуры Маркоса под народным давлением. Этот папа верил в ненасильственную силу идей и всегда критически относился к использованию войны, исходя из горького опыта второй мировой.

В 1986 году, в атмосфере холодной войны, когда в культуре еще во многом господствовала идея незначительности религий, Иоанн Павел II созвал в Ассизи лидеров мировых религий, чтобы сказать: мы никогда больше не будем воевать друг против друга. После 11 сентября, в 2002 году, он вновь созвал подобную встречу в Ассизи, как ответ на терроризм и столкновение цивилизаций и религий. В Ассизи католики с Иоанном Павлом II во главе не отказались от своей веры, утопив ее в этакой религиозной ООН, но ответственно заявили, что хотят жить в мире с другими религиями. Это союз уважения и мира, укорененный в вере. Нет универсальной религии для всех или универсальной сути религий. Дух Ассизи — жизнь вместе, вдохновленная верой.

Ценность религиозной и национальной идентичности вписывалась у папы в рамки сообществ и интересов, выходящих за пределы одной страны. Не раз он выступал об этом в ООН. Но, возможно, самой глубокой его интуицией было единство Европы, с Востока до Запада, о котором он говорил в те времена, когда никто и представить себе не мог, что Берлинская стена может рухнуть. Для Иоанна Павла II «глубинная география» (по выражению Джорджо Ла