гнули. А что имелось у Максима кроме родной гитары и призрачных надежд?

Так Француз просуществовал с полгода. Деньги на хазу пока водились, но рано или поздно эта лафа грозила завершиться.

Он таскался на берег залива, который местные называли Маркизовой Лужей, глазел на водную гладь, пока Лужа не покрылась льдом, а потом пытался родить из себя новую композицию. Композиции-то рождались, но даже самому автору было понятно, что это совершеннейшая лажа. Переезд ему в творческом плане ничем не помог. Былая энергия куда-то девалась, а пополнить ее запасы было нечем. Не портвейном же! Он уже хорошо понимал, что винище – это тупиковый путь. Но пустоту в душе периодически приходилось заливать.

И как-то, когда вот так сидели и заливали в одном из закутков на Пушкинской, Рухшан дал ему совет.

– Знаешь, Француз… Это, – он постучал ногтем по ноль-семь-фугасу, – некоторым очень помогает. Хоть и ненадолго. Но ты и к числу таких счастливчиков, увы, не относишься.

Рухшан отличался от других музыкантов тем, что мало пользовался рок-сленгом. Впрочем, это было и неудивительно, поскольку к этому времени он уже отметился и на литературном поприще, а там на одном сленге далеко не уедешь.

– В общем, бабу тебе надо завести. Некоторым такая перемена в жизни тоже очень помогает.

У Максима отвалилась челюсть. Не то чтобы у него никогда не было баб – имелись, и в немалом количестве, у кого из рокеров их нет, – но ему никогда не приходила в голову мысль, что женщина может быть источником творческой энергии.

Портвешок – бесспорно, травка тоже порой помогает, но баба? Да на нее хрен знает сколько надо потратить! И не только физических сил, но и бабла. Которого и так-то в кармане днем с огнем не очень отыщешь.

И вообще, кабы такое ему казалось делом, он бы давно уже Ленку Волкову попытался перетащить из Южноморска к себе. Не факт, что поехала бы, но попытка не пытка…

– Я тебя в следующий раз познакомлю с одной, – сказал Боб. – Очень примечательная подруга!

Шандарахнули еще по стакану. И еще. И еще.

Назавтра, маясь от похмелья, Максим и думать забыл про Рухшанов совет. С бодуна порой не только разговоры, но даже и поступки собственные не вспомнишь. Одно неясное сожаление живет в душе, даже если и не натворил ничего…

А вот Боб пьяный треп запомнил.

И при следующей встрече на Пушкинской сказал:

– Вот, Француз, знакомься, это – Фрейя. В миру ее зовут Настя.

Из-за его могучей спины появился довольно симпатичный бабец. Ладная фигурка угадывалась даже через традиционную джинсу. А к буферам под футболкой и вообще никаких претензий выдвигать не стоило. Правда, юной она явно не была, но разве это недостаток среди музыкальной братии?

– А это Француз, Фрейя, – продолжал Рухшан. – Подает кое-какие надежды. Ему только некоторая помощь требуется. Возьмешь под свое крыло?

Рукопожатие у девицы ощутилось достаточно крепким, почти мужским, как будто она играла на бас-гитаре.

Так, впрочем, позже и оказалось.

– Фрейя недавно из Ебурга приехала. Чистым рокером я ее, конечно, не назову, уж больно на скандинавщине помешана. Но музыка у нее крайне необычная. И довольно часто пробивает до печенок.

– Спасибо, Боб, – отвечала девица голосом, в котором не чувствовалось ни прокуренности, ни пропитости.

«А почему бы и нет? – подумал Максим. – Чем черт не шутит! Хуже-то уж всяко не станет».

Так началось их знакомство.

Через полчаса они сидели в привычной компании за бутылкой портвейна. От вина новая подруга не отказывалась.

Максим рассказал недавней ебурженке, откуда понаехал в Питер. Но к тому факту, что он вырос в Южноморске, она отнеслась без особого интереса. Лишь спросила, не рванул ли с ним кто-то из друзей-приятелей. А выслушав ответ, сказала:

– Тяжело тебе придется. С единомышленниками намного проще.

– Так и ты же ведь одна.

– Мне легче. Я – не рокер. Мои композиции можно и без группы исполнять.

Ни одной ее композиции Максим пока не слышал, но вряд ли она врала. Да и Рухшану беспричинно хвалить девицу не было никакого смысла. Не сводник же он в самом деле!

– Слушай… А почему Фрейя? Ты же Настя.

Девушка взяла со стола заново наполненный стакан с вином и уселась в кресло. Положила ногу на ногу и сделала глоток.

– Знаешь, как в нашей среде порой бывает… Твое родное имя вдруг становится вовсе и не твоим. Вот у попсовиков есть уже Алла – Пугачева. И все остальные Аллы вынуждены брать себе псевдонимы. Алла Агеева называет себя Машей Распутиной. А Алла Перфилова – Валерией. – Она помолчала. – Так и у нас. Есть только одна Настя – Полева. А все остальные рылом не вышли.

– Но почему Фрейя? Кто она такая?

– Богиня в скандинавской мифологии. Занимайся я русским фолк-роком, назвалась бы Купалой. В общем, долго рассказывать. Заинтересуешься – сам прочитаешь. В мифологических словарях она присутствует. 

* * *

Они оказались в одной постели уже через два дня.

Фрейя была очень хороша и на этом фронте.

Симфония любви длилась всю ночь.

Утром жарили яичницу и разговаривали.

Потом он исполнил для нее «Волны». Композиция Фрейе понравилась.

– Ты эту вещь кому-нибудь показывал?

– Показывал. – И он рассказал ей историю с Купером и Марго.

Она покивала:

– Ну, это неизбежные потери для большинства начинающих. Так что забей! Пиши еще.

– Пытаюсь. Но что-то в последнее время не слишком прет. Как будто и не я сочиняю.

– А вот на это наплюй. Такое у всех бывает. И у меня – тоже. Но я выяснила одну вещь: работа никогда не проходит впустую. Рано или поздно все пригождается. Главное, не поднимать лапки кверху и продолжать пахать!

Потом Фрейя попыталась пристегнуть нового любовника к своему делу. Видимо, поняла, что с непременной пахотой у него проблемы. Держать себя в ежовых рукавицах не всякий способен. Тут характер требуется. Но любому можно хоть как-то помочь, если вызвать в нем чувство ответственности перед другими. Тут только совсем уже слабохарактерный махнет рукой. А парень, решивший сменить родной город и привычную жизнь на столичные надежды, таким не может быть по определению.

В общем, она Француза сподвигла. С помощью Рухшана организовали даже несколько квартирников. Фрейя пела и играла ритм, Максим исполнял лидер-партию. Первое выступление перед народом прошло на ура. А дальше количество гостей неуклонно уменьшалось. И стало понятно, что особого восхищения образованный дуэт у слушателей не вызвал.

Много позже Максим понял, что ругали, в общем-то, исключительно из-за чувства ревности. Не одобряли, что такая, как Фрейя, выбрала себе