– Тебе это все Энжи рассказал?

Изабелла кивнула.

– А что еще он говорил?

– Что Смерть хотя и глупа, но очень настырна. Однажды ей уже удалось покончить с тобой, обрушив на тебя эту адскую боль, и она решила прибегнуть к испытанному приему. Но ты ведь теперь гораздо сильней благодаря помощи Энжи, так что она осталась ни с чем. Он с тобой заговорил во время второй ее атаки, чтобы тебя подбодрить, напомнив, что ты переменился и стал сильнее. Смерть хочет тебя забрать, Винсент, потому что ты принадлежишь ей. Тебе здесь не место. Она на все пойдет, чтобы заполучить тебя назад. Но ты можешь… – Она отвернулась, а когда снова обратила к нему лицо, глаза ее были полны слез. – Вот, хотела тебе соврать, да не получилось. Твои шансы на победу очень малы. Энжи так мне и сказал, прежде чем вернул тебя к жизни. Смерть глупа, но она никогда не сдается. Это может произойти очень скоро.

– Ясно. Ясней некуда. А как насчет других? Тех, кто вроде меня вернулся с того света? На них распространяются те же правила?

Она пожала плечами:

– Понятия не имею, Винсент. Не знаю, как все это там устроено.

Оставшуюся часть пути они провели в молчании. Этрих приходил в себя после пережитого нападения и пытался собрать воедино разбегавшиеся мысли, Изабелла положила голову ему на плечо и закрыла глаза. Больше всего на свете ей хотелось очутиться с ним в постели и заниматься любовью до полного изнеможения.

Через час, выйдя из автобуса, они подошли к дому, где жил Этрих. Изабелле дом решительно не понравился, но она не сказала об этом Этриху, – безликая многоэтажка для безликих жильцов со средствами, но без затей.

Они поднялись на шестой этаж в элегантном лифте из стекла и металла, в кабине которого витал легкий аромат кориандра; Этрих крепко держал ее за руку. Бежевый цвет стен коридора шестого этажа напомнил ей салоны магазина антикварной мебели. Она невольно поежилась. Наверное, жильцы здесь носят подтяжки, разъезжают на «мерседесах» и мечтают о летнем домике на греческом островке. Почему Винсент решил поселиться именно здесь?

Стоило ему открыть дверь своей квартиры, как Изабелла тотчас все поняла. Она подошла к панорамному окну и прижала ладони к стеклу. Картину, которая предстала перед ее взором, нельзя было назвать захватывающей, но в ней, безусловно, было нечто завораживающее. Изабелла принялась рассматривать телебашню, нацеленную прямо в ночное небо, словно гигантский серебристо-серый указующий перст. Она долго стояла у окна, глядя на вечерний город. Наконец она впервые за долгое время почувствовала себя в безопасности. Он подошел к ней и протянул стакан – скотч с содовой. Он детально изучил ее вкусы и точно знал пропорцию, которую она любила.

На подоконнике стояла кукла, при виде которой она улыбнулась. Эта кукла была одинаково дорога им обоим. Этрих всегда держал ее на виду. Квартира была полупустой и унылой. Он воспринимал это как должное. Ведь после разрыва с женой ему нужно было всего лишь замкнутое пространство, которое он мог бы назвать домом. Здесь он дышал, спал беспокойным сном и думал – пожалуй, слишком подолгу – о других местах на земле, где предпочел бы очутиться. А нелепая кукла, стоявшая на подоконнике, была его талисманом. При одном взгляде на нее у Этриха поднималось настроение, в душе оживала надежда. Это был первый из подарков, преподнесенных ему Изабеллой, – зеленая резиновая лягушка высотой дюймов в десять, облаченная в балетную пачку. Подняв обе передние лапы над головой и сложив их венчиком, она стояла на огромной ступне в классической позе. Вид у нее был чрезвычайно нелепый и одновременно какой-то трогательно беззащитный.

Изабелла, когда ей было двадцать четыре года, купила фигурку на блошином рынке в Венеции, и с тех пор лягушка неизменно путешествовала с ней по свету. Распаковывая вещи на новом месте, Изабелла непременно первым делом доставала из чемодана лягушку-балерину и демонстративно ставила ее на самом видном месте. Она судила о людях по их реакции на зеленую плясунью. Всякого, кто считал ее привязанность к фигурке пустым ребячеством, а саму кукольную лягушку безвкусной, она раз и навсегда исключала из числа своих знакомых. Тех же, кому балерина нравилась, кому она казалась забавной, трогательной, загадочной, подпускала ближе к своей душе. Она никогда не объясняла, почему так дорожит этой лягушкой, пока собеседник не высказывал своего мнения о ней.

Этрих, впервые увидев лягушку, взял ее в руки, повертел так и этак и задумчиво пробормотал:

– Вот то-то и оно.

Изабелла, заинтригованная его словами, потребовала объяснений. Этрих еще немного подержал куколку на ладони и только потом сказал:

– Эта малышка в точности как мы все. Глупые лягушата, мы нацепили воздушные пачки и пытаемся станцевать «Танец маленьких лебедей». До чего же это нелепо и трогательно. В нашей труппе тысячи таких вот танцоров. Да что там тысячи – миллионы!

Через несколько дней после того, как они впервые стали близки, Изабелла, сама себе удивляясь, подарила ему лягушку. Голос у нее слегка подрагивал от переполнявших душу противоречивых чувств:

– Хочу, чтобы она стала твоей.

Он бережно взял подарок и прижал его к сердцу:

– Этот подарок для меня куда больше значит, чем то, что мы стали любовниками. Понимаешь?

Этрих ее понял. Она без труда прочитала это по его лицу. И ужаснулась: никогда прежде присутствие рядом другого человека не наполняло ее душу такой радостью, она никогда еще не ощущала себя такой счастливой и такой уязвимой. И все это произошло так быстро.

Воспоминания вихрем кружились у нее в голове, пока она стояла у окна со стаканом виски в руке, глядя на лягушку.

Указав на нее кивком, она спросила:

– Ты ее как-нибудь назвал?

– Нет, что ты!

– Но ты ею дорожишь?

– Еще бы, она, можно сказать, мой друг. Единственное украшение всей квартиры.

Она медленно оглядела его комнату, повернув голову налево, затем направо.

– Это я заметила. Почему же твое новое жилище такое пустое, такое… скучное? При твоей-то любви к красивым вещам.

Этрих скорчил гримасу:

– Повесил было фотографию на стене, но она действовала на меня угнетающе. Физ, разве это мой дом? Я буду чувствовать себя дома только в Вене, с тобой. Вернее, так все должно было быть, пока я не умер. – Мысль об этом показалась ему забавной, и он улыбнулся.

– Чему ты улыбаешься?

– Тому, что, если вдуматься, я произнес совершенную нелепость. А ведь эти слова слетели с моих губ машинально, как будто это нормально. Подумать только – пока я не умер!

Она поставила стакан на подоконник рядом с лягушкой и подошла к Этриху:

– Не знаю, что будет дальше, но сейчас я здесь. Мы снова вместе.

Он обнял ее за талию:

– И я благодарю за это Бога.