Битва при Ипсе. 301 г. до н. э.

Высшее положение между диадохами принадлежало в это время Антигону, стремившемуся приобрести то значение, которым пользовались до него Пердикка и Антипатр. Его многолетний военный опыт (он был уже стар) дополнялся гениальной смелостью и изобретательным умом его сына Деметрия. Против него, естественно, образовалась коалиция из остальных полководцев – Кассандра, Лисимаха, Птолемея и Селевка, и эта борьба составляет третий акт неутешительной драмы (315–301 гг. до н. э.). Душой этой коалиции был умный Птолемей, по титулу правитель, а на самом деле уже несомненный победитель Египта, раньше всех постигнувший неизбежную судьбу царства Александра, которое не могло сохраниться в целости и должно было распасться на известное число независимых государств.

Правителя Вавилонии Селевка Антигон вооружил против себя, потребовав от него отчета по управлению. Селевк резко ответил ему, что не намерен давать отчета по управлению страной, которую ему дали македоняне за его службу при царе Александре. С ним соединились и Кассандр, повелевавший Македонией, и Лисимах, утвердившийся на Геллеспонте в Вифинии. Для всеобщей истории не имеют ни малейшего значения последовавшие за этим борьба на суше и на море, победы и поражения, обманчивые заключения мирных договоров и бесконечные интриги. В этом третьем периоде борьбы пали от рук убийц и Роксана, и юный царь Александр (311 г. до н. э.), и Клеопатра, сестра Александра Великого, и Геракл, его второй сын. После одной из побед в 307 г. до н. э. Деметрий провозгласил своего отца царем и, следуя этому примеру, все его противники с этого времени стали также величать себя царями. Окончательное решение борьбы последовало в сражении при фригийской деревне Ипс, летом 301 г. до н. э. Войско союзников было значительно сильнее войска Антигона (между прочим, Селевк, благодаря своим связям с Индией, мог ввести в битву и громадную силу – 400 военных слонов). Счастье изменило 80-летнему царю Антигону, и он пал в общей сече смертью солдата.

Государственная система Востока

Постепенно установился новый порядок. 20 лет спустя после смерти Александра его монархия распалась на три больших царства и на несколько меньших владений. Тремя большими царствами были Египет под властью династии Птолемеев, Азия (от Геллеспонта до Инда) под властью Селевка Никатора и его наследников, Селевкидов; и Македония под властью Антигона Гоната, внука Антигона (с 278 г. до н. э.) и его наследников. Вскоре становится известно о дальнейшей судьбе этого третьего царства, т. к. она оказалась тесно связанной с историей Запада и Рима, который был его центром. Наиболее цветущим из этих трех царств был Египет, для которого первый Птолемей оказался самым подходящим правителем. Династия Птолемеев сроднилась с народом и со всей страной, которая больше, чем все другие, была способна удовлетворять всем потребностям.

Резиденция Птолемеев – этот первый из городов, заложенных Александром, придала и всему тому веку прославленное имя «Александрийского». Замечательно умно и ловко сумели первые цари из династии греческих фараонов (31-й по местному египетскому счету) – Птолемей I Сотер, Птолемей Филадельф и Птолемей Эвергет – слить воедино давно уже укоренившийся греческий элемент с элементом туземным. Путем торговли за счет своего господствующего положения в восточной части Средиземного моря, Египет достиг необычайного богатства, и здесь, в Александрии, среди полного мира и безопасности, каких нигде не было в окрестных странах, наука свила себе гнездо, стала собирать и разрабатывать сокровища греческого ума и, по крайней мере, сохранила хотя бы немногое из того, что некогда представлялось великому завоевателю конечной целью его жизни.

Рядом с тремя большими царствами остается еще только припомнить в Азии небольшие государства: Армения, Каппадокия, Понтийское царство, Вифиния. Между всеми этими владениями греческие владения были не более чем игрушкой, зависевшей от прихоти более крупных и могущественных государств. Никто не хотел их уступить и все желали овладеть этими издревле прославленными городами, местностями и островами, утратившими всякое политическое значение, тогда как с другой стороны самим грекам, их образованию и способностям всюду открывалось обширнейшее поприще. Дух греческой, эллинской или, как ее правильнее называют вследствие различных примесей, эллинистической цивилизации стал господствующим на всех побережьях Средиземного моря и распространился отсюда вширь и вдаль; но этот дух совершенно утратил ту творческую силу, которая некогда вызывала к жизни государства на родной почве Греции, и те блистательные царства, которые произошли из Александровой монархии, должны были пасть перед Римом, более односторонне, но зато и более прочно развившимся из твердой национальной основы. А Рим именно теперь впервые вступал в непосредственное политическое соприкосновение с эллинским миром.

Италийские греки. Тарент

Римское правительство вскоре после окончания последней Самнитской войны вошло в пререкания с могущественнейшим из нижнеиталийских греческих городов богатым торгово-промышленным городом Тарентом или Тарантом, как он назывался среди коренного населения, состоявшего из пелопоннесских дорийцев.

Эллинское гордое сознание свободы и стремление к независимости, воодушевлявшее все эти колонии, преобладало и здесь; так же, как и везде, между греческими городами здесь не существовало никакой прочной политической связи. Внутреннее устройство в Таренте носило чисто демократический характер. Успехи римского могущества в борьбе против италийских народов возбуждали опасения тарентинцев, но они все же не решились оказать непосредственную и сильную поддержку самнитам, которые могли положить конец этим успехам. Так же равнодушно отнеслись они и к другой, более близкой задаче: не оказали помощи и соседнему городу Фуриям против нападений со стороны луканцев. Трудно даже определить почему. Действовала ли в данном случае близорукая племенная или даже торгашеская зависть против соседской ионийской колонии, или просто распущенность, т. к. древнеэллинская энергия была усыплена в тарентинцах богатством и удобствами жизни. И вот г. Фурии обратился к тому же средству спасения, к которому некогда прибегла Капуя: он отдался под покровительство Рима. Это, конечно, должно было дурно настроить тарентинцев по отношению к Риму, и в 282 г. до н. э. это настроение, по совершенно случайному поводу, привело к такому насилию, которое должно было немедленно вызвать войну.

Первое столкновение в 282 г. до н. э.

Римская эскадра, состоявшая из нескольких военных кораблей, на обратном пути из Адриатического моря направилась к тарентской гавани, по-видимому, случайно вынужденная или побуждаемая временно в этой гавани остановиться.

Один вид римских кораблей уже раздражил население и вызвал с его стороны подозрение, а т. к. городское управление было построено на весьма либеральной демократической основе, то никто и не думал сдерживать свои чувства. Граждане тотчас собрались по греческому обычаю в театр, и ораторам-демагогам немудрено было внушить толпе, что римские корабли пришли недаром, и что сверх того явно нарушенным оказывается старинный договор, по которому «варвары» обязались не заплывать в тарентских водах далее мыса Лациний. Разгоряченный этими речами народ бросился в гавань и без всяких дальнейших переговоров и предупреждения вступил в бой с римскими судами, из которых очень немногим, и притом лишенным своего вождя, убитого во время схватки, удалось уйти в открытое море и тем спастись от гибели.