Богоявленский Патриарший собор. И, один раз съездив к преподобному Серафиму, Таня стала отправляться в Москву каждые выходные. Два часа на электричке в одну сторону и два в другую. Только для того, чтобы постоять на молебне и приложиться к мощам преподобного. Услышала, что собираются крестным ходом идти с мощами из Москвы в Дивеево, и тут же к старцу, отцу Кириллу:

— Батюшка, благословите, я пешком с крестным ходом за преподобным пойду в Дивеево.

— Так не понесут мощи, а повезут. Ну что ж… поезжай с Богом в Дивеево.

Так Таня после Лавры оказалась в Дивеево. Сразу почувствовала, что люди здесь живут особенные: во-первых, само место особенное — удел Пресвятой Богородицы, во-вторых, когда монахинь разгоняли, многие осели у местных жителей, ютились в их избушках. И, конечно, принесли с собой монашескую молитву и образ жизни. И многие местные стали очень верующими людьми.

Бабушка Анна, которая приютила Татьяну, была такая молитвенница! Правило вычитывала монашеское. И пока с утра сто пятьдесят молитв Пресвятой Богородице не прочитает, чашки чая не выпьет.

В то время здесь была небольшая женская община. Возглавлял её дьякон, которого в шутку называли «наша старшая сестра». Татьяну отвели к старице, последней из оставшихся в живых инокинь Дивеевской обители.

Много скорбей и трудностей выпало на её долю. В детстве видела грубость, сквернословие, драки, затем трудовая монастырская жизнь, общие послушания, после закрытия монастыря — скитания, гонения, тюрьма и лагерь. Лагерный номер 338, который предсказала ей ещё дивеевская блаженная Мария Ивановна. В лагере обыскивали, отнимали нательные кресты, запрещали молиться. Чуть не умерла в лагерной больнице и потом всю жизнь страдала от хронического плеврита и мучилась от кашля.

После многолетних скитаний вернулась в Дивеево с другими оставшимися в живых сёстрами обители. Маленький домик номер шестнадцать по улице Лесной. Здесь она прожила сорок лет. В прежние времена в монастыре имена меняли только при монашеском постриге, а при иноческом оставляли имя прежним. Поэтому матушку все местные знали под её собственным именем Евфросиния, Фрося.

В 1984 году архимандрит Вонифатий из Троице-Сергиевой Лавры по благословению Святейшего Патриарха Пимена постриг мать Евфросинью в схиму. При постриге её нарекли Маргаритой.

Когда Таня приехала в Дивеево, старице было уже девяносто лет. Она принимала приезжающих паломников, сестёр общины и относилась к этому как к послушанию, данному ей Самой Царицей Небесной. Старица доставала чугунок батюшки Серафима, поручи, кожаные рукавички преподобного, его большой железный крест. Всё это бережно хранилось, пряталось в годы гонений. Мать Маргарита одаривала богомольцев сухариками из чугунка преподобного, давала советы, наставляла, молилась за всех, кто нуждался в молитве.

Когда Таня с одной сестрой общины пошли к матушке, то по пути завернули на святой источник, искупались не спеша. А старица, оказывается, ждала гостей сразу после Литургии. А потом у неё свои дела, правило молитвенное. И вот заходят Таня с сестрой в дом: в крошечной избушке — сени, кухонька, маленькая келья с низеньким потолком. Заходят, а матушка ворчит:

— Двери закрывайте! Чего так поздно-то пришли?! Где вас носило?!

Таня опешила. Она представляла мать Маргариту такой благообразной благочестивой схимницей, как в Патериках описывают стариц. Чтобы каждое слово как пророчество, в каждом предложении — свидетельство о прозорливости. Новоначальные ведь часто увлекаются внешним благочестием, бывает, с уст не сходит: «простите, благословите, спаси Господи, ангела за трапезой». А тут… Что же это за старица?! Голос громкий, сердитый… Это же просто какая-то сердитая бабушка!

Такой её и местные знали. Называли «бабка Фрося».

Духовный человек всех понимает, а душевные и плотские люди — они духовного человека не понимают.

(Такой была и схимонахиня мать Сепфора, молитвенно стоящая у истоков возрождения Оптиной пустыни и Клыково. Она тоже была старицей, но жила очень прикровенно, молитвенный подвиг свой скрывала. К ней приезжали иеромонахи, игумены, протоиереи за духовным наставлением, за советом, а соседки недоумевали: «Почему это к нашей бабушке Даше столько священников из Оптиной ездит?».)

Таня тогда, в свой первый приход к схимнице, только одно почувствовала: как хорошо ей в этом маленьком домике, как легко на душе рядом с матушкой, как уходят тревоги и заботы. И ещё поразилась: какое светлое лицо у старицы! И в келье у матушки было очень благодатно — две большие иконы: преподобного Серафима Саровского и Божией Матери «Умиление».

Таня попросила:

— Матушка, благословите мне остаться. Быть в общине я, наверное, не заслуживаю, недостойна. Мне бы хоть коров доить или полы мыть, лишь бы жить рядом с Дивеево.

Старица улыбнулась и благословила девушке остаться в общине.

А позднее, когда уже много раз приходила в эту избушку — придут все вместе — кто на пол сядет, кто на коленях рядом с матушкой, — Татьяна начала понимать, каким сокровенным человеком была старица. Она скрывала все свои дары. Внешне — никакого елея. Обедает, лепёшку ест: «Эх, какая вкусная лепёшка! Как хорошо!» Люди придут: «Как там твоя корова? А как твой племянник?» Со стороны — обычная бабушка.

Как-то Таня пошла к матушке с одной сестрой. Та недавно приехала и уже была несколько раз у старицы. И вот идут они, а сестра и спрашивает:

— И чего мы к ней идём?! Она только ест да спит. Обычная старенькая бабушка.

Таня ей отвечает:

— Матушка молится. А это самый большой труд.

Заходят они к схимонахине в домик. Старица Таню впускает в келью, а её спутнице и говорит:

— И чего ты ко мне пришла?! Я только ем и сплю. Обычная старенькая бабушка. Что же я тебе могу полезного сказать?

Духовного человека видит только духовный. Или тот, кто стремится к духовности, ищет её. И такой человек мог почувствовать в старице скрытую внутреннюю духовную силу. Рядом с ней душа чувствовала что-то неземное. Такую лёгкость! Мир помыслов, тишину душевных сил.

А она молилась за всех, кто приходил к ней. Молилась после встречи и молилась во время беседы. И человек, не знающий, что такое сердечная, непрестанная молитва, ничего не понимал: отчего ему так хорошо здесь, в этой маленькой келье, отчего так тянет приходить сюда снова и снова…

А внешне это никак не проявлялось… По своему смирению даже схимническое облачение она одевала не часто, в простой одежде ходила. А внутри — старица. Схиму стала одевать, только когда монастырь открыли. Ей Пресвятая Богородица являлась…

Мать Маргарита переживала за всех сестёр общины. Будучи духовно опытным человеком, молитвенницей, она знала, как велика благодать, которую даёт Господь новоначальным. Даёт втуне, даром. А по мере духовного взросления скрывает.