Одновременно он фактически взял на себя долю коллективной ответственности за террористическую политику большевиков в целом: «…Кто принимает революцию, вынужден принять ее последствия. Я принадлежу к тем, которые стоят на почве Октябрьской революции, и готов нести ответственность за все ее последствия…»

От обычной большевистской демагогии такого рода декларации Троцкого отличались лишь большим словесным мастерством, великолепным умением жонглировать фактами, находить исторические аналогии и псевдологичные причины и следствия. Впрочем, и в такого рода выступлениях Троцкий изыскивал возможности для пропаганды своей концепции перманентной революции, в частности допуская, что «европейский капитализм гораздо ближе к социалистической революции, чем Советский Союз — к национальному социалистическому обществу».

В 1931–1932 гг. Троцкий уделял значительную (порой основную) часть своего времени подготовке крупного труда «История русской революции», который оказался самым весомым его произведением по исторической проблематике и не утратил своего историографического звучания до наших дней, несмотря на сугубо политическую окрашенность. Вслед за выпуском на русском языке в Берлине эта работа появилась почти одновременно в США на английском, а затем в разных странах на французском, испанском, польском, немецком и других языках. Многие документы, публикуемые в данном томе, связаны с подготовкой этой работы — подбором материалов, выработкой позиции по тому или иному вопросу, контактами с издателями и пр. Особенно это относится к письмам сыну Троцкого Л.Л. Седову и американцу М. Истмену, а также к документам, связанным с судебной тяжбой с германским издателем Г. Шуманом.

Своеобразный конспект своего труда, облеченный в форму устного выступления, Троцкий представил в лекции «Что такое Октябрьская революция», прочитанной 27 ноября 1932 г. в Копенгагене и публикуемой в конце данного тома. Помимо многих других вопросов, поставленных в этом выступлении, которые, очевидно, привлекут внимание специалистов и других читателей, бросается в глаза обоснование «закона комбинированного развития», под которым Троцкий понимал неизбежность ускоренной, догоняющей модернизации отсталых стран, которые в погоне за хозяйственным авангардом человечества перепрыгивают через промежуточные стадии.

Сам ленинизм он в этом случае рассматривал как некую застывшую данность. Но на самом деле прагматик Ленин просто не в состоянии был придерживаться неизменных взглядов, постоянно приспосабливал их к менявшейся обстановке, и в этом смысле ленинизма как единой системы воззрений просто не существовало. Концепция «перманентной революции» же действительно совпадала в основном с позицией Ленина в 1917–1920 гг., но не в последующие годы.

Теперь же, через десять лет, Троцкий внес и в эту свою концепцию существенные коррективы. Он более не рассматривал европейскую революцию как стоящую на повестке дня в ближайшей перспективе, считал, что «диктатура пролетариата» может продержаться в СССР длительное время изолированно, хотя, конечно, только при «правильной политике», что в СССР можно строить социализм, однако построить его до победы революции в международном масштабе невозможно.

В публикации большое внимание уделено международным сюжетам, главным образом в связи со стремлением Троцкого сплотить своих сторонников в различных странах и превратить коммунистическую оппозицию во влиятельную интернациональную силу. В эти годы лишь шла подготовка к разрыву с Коммунистическим Интернационалом и входившими в него партиями, непосредственной задачи создания параллельных компартий и нового Интернационала Троцкий еще не выдвигал. Не случайно он уклонился от ответа на вопрос социал-демократической печати, не может ли Коминтерн превратиться в орудие национальной политики СССР, — отрицать, что это есть очевидный, свершившийся факт, он не мог, а согласиться с утверждением означало почти поставить крест на возможности реформировать Коминтерн по собственной схеме.

Мог ли надеяться Троцкий на такую трансформацию? Ретроспективно ясно, что его курс был заранее обречен на неудачу. Но думается, что на рубеже 20—30-х гг., в условиях «великой экономической депрессии» и обострения социальных противоречий он всерьез рассчитывал на позитивные, с его точки зрения, сдвиги в мировой коммунистической организации.

Но Троцкий недооценивал значение финансовых субсидий партиям Коминтерна со стороны советских руководителей, преувеличивал революционность и самоотверженность коммунистов разных стран. Руководитель оппозиции полагал, без должных к тому оснований, что сплочение и расширение коммунистической оппозиции в отдельных странах и в международном масштабе обусловит изменение курса Коминтерна и отдельных компартий в соответствии с его схемами. «С конца 1923 года Интернационал жил и живет под дулом револьвера, на рукоятке которого была сперва рука Зиновьева, затем Сталина. Все обязаны были мыслить, говорить и особенно голосовать «монолитно». Это умерщвление идейной жизни жестоко отомстило за себя ростом фракций и группировок», — констатировал Троцкий. И тем не менее он предостерегал против того, чтобы «законное возмущение негодным руководством не приводило… к разочарованию в коммунизме…» (Декларация для газеты «Веритэ», август 1929 г.).

В основу сплочения коммунистической оппозиции и эвентуального «возрождения» интегрированного коммунистического движения Троцкий стремился поставить свою концепцию «перманентной революции», полагая, что в том понимании, которое он теперь в нее вкладывал, эта концепция совпадает с сущностью ленинизма.

На базе концепции «перманентной революции» и конкретной оценки ряда вопросов, которые он считал уже разрешенными (классовый характер СССР, отказ от создания параллельных компартий и др.), Троцкий прилагал максимум усилий к стабилизации, сплочению, расширению оппозиционных коммунистических групп в разных странах. В самые первые годы эмиграции тон его полемики был в основном спокойным, подчас чувствовалась обычно несвойственная ему сдержанность, он добивался отказа от личных нападок и сам стремился, далеко не всегда успешно, воздерживаться от таковых.

Правда, лишь немногие оппозиционные коммунистические деятели удостоились его положительной оценки. Французский деятель Борис Суварин был первым из оппозиционеров, с которым Троцкий решительно порвал, объявив, что его деятельность целиком направлена против идей Маркса и Энгельса. Во второй половине 1929 г. одновременно последовали конфликты с германским Ленинбундом (Ленинским союзом) и его лидером Гуго Урбансом и несколькими австрийскими коммунистическими группами. Вслед за этим начались нападки на другого француза — Мориса Паза. Надо отметить, что оппоненты отвечали еще резче, подчас используя совершенно недостойные методы полемики.

Особое внимание Троцкий уделял печатной пропаганде своих позиций, созданию и функционированию газет и журналов коммунистической оппозиции в разных странах. Он написал обширную декларацию для французской газеты «Веритэ» («Правда»), которая важна для уяснения его политических взглядов (декларация публикуется в данном томе).

Вначале большие надежды возлагались на коммунистическую оппозицию в Германии и Франции. Троцкий стремился поставить под свой контроль сравнительно крупный Ленинбунд. В нескольких письмах правлению этой организации подвергались критике ультрарадикальные взгляды ее лидера Урбанса, полагавшего, что Троцкий не идет «достаточно далеко» в критике сталинского режима, не решается на окончательный с ним разрыв, имея в виду, что в СССР уже произошел «термидорианский переворот». Троцкий пытался добиться отстранения Урбанса от руководства, а когда из этого ничего не вышло, стал стимулировать раскол в Ленинбунде, что вело ко все более глубокому раздроблению и аморфности коммунистического движения в Германии, где все большую силу набирал нацизм.