Из этого следует, что в 1647 году казаки с реки Колымы (вероятнее всего, из Нижнеколымского зимовья[157]) сопровождали в Якутск группу людей, доставлявшую для государевой казны соболиные меха. И во главе той группы был выходец из Пустозерска, наверняка купец Иван Иванович Черепанов. Замечу: купец Черепанов – также Иванович, также не рядовой, и его ремесло также связано с восточносибирскими острогами. Стоит думать, что он – отец или брат казаков Богдана и Терентия Черепановых, и все они происхождением из Пустозерска. А верхоленские посадские Федор и Иван Черепановы – их близкие родственники. Они – потомки купца Ивана Ивановича Черепанова – пустозерца или его брата. И тогда самый дальний из ставших известным по моему исследованию предков всех якутско-илимско-верхоленских Черепановых – это Иван, отец купца Ивана Ивановича, рожденный в Пустозерске еще в XVI веке[158]. В пользу такой гипотезы приведу пять обстоятельств различной степени важности.

Первое. Из ревизских сказок и метрических записей видно, что представители нескольких поколений верхоленских Черепановых в течение XVIII века числились купцами, а добиться права заниматься купечеством было не просто, оно часто передавалось по наследству, давалось за собственные заслуги или заслуги предков, ближайшей родни.

Второе. Мой семижды прадед Иван Федорович Черепанов сразу двух своих сыновей назвал Иванами, сделав их тем самым Иванами Ивановичами. Его сын Иван малой и внук Иван Григорьевич последовали тому же примеру, дав имя Иван своим сыновьям. И это имя-отчество в то время у моих предков было очень популярным, явно популярнее, чем у других верхоленских фамилий[159]. Оно могло присваиваться в честь высокочтимого родственника, о котором тогда еще хорошо помнили.

Пустозерский острог. XVI век

Третье. Вряд ли в середине XVII века семейству Черепановых требовалось наличие в своем составе сразу нескольких купеческих семей для организации поставки государству якутской пушнины. Наверняка с такой работой справлялась и одна. Не исключено еще, что было даже гласное или негласное табу во избежание монополии и злоупотреблений допускать к занятию пушным купеческим промыслом группы представителей одной фамилии. А какая-либо иная купеческая специализация в первые десятилетия освоения Русью якутских земель, вероятно, не была востребована. Причины – в здешнем суровом климате, отдаленности и сложности коммуникаций с другими сибирскими регионами, от чего Якутский и ближайшие к нему остроги и зимовья не производили товары, имевшие в тех регионах спрос. Поэтому другие перебравшиеся в Якутию Черепановы могли не купечествовать, а служить казаками или речниками.

Постепенно и добыча для государевой казны «мягкой рухляди» – пушнины – перестала приносить доход из-за прежде интенсивного истребления соболя[160] и введенного в конце XVII века царского указа о запрете русским его промышления в Сибири. Пребывание же в посадском (купеческом) сословии было накладным: требовалось не только платить немалый годовой оброк, но и делать дополнительные взносы «для служб». Так, в 1701 году «по указу великого государя и по грамотам из Сибирского приказу собирается с посацких людей 10-я деньга; и таких денег с посацких и с торговых людей во 196 г. для Крымскаго походу[161] собрано 70 руб.»97. Значит, тот из Черепановых, кто унаследовал купечество от пустозерского Ивана Ивановича, а вероятно, и он сам, мог перебраться из Якутии в иное сибирское поселение с более мягким климатом, и уже его потомки – почему бы ни верхоленские Федор и Иван? – продолжили купеческую династию на южных от Якутска землях. Скажем, занялись торговлей зерном.

Четвертое. Уже говорилось со ссылкой на расходную книгу Якутского острога за 1648 год о двух Черепановых – Гавриле и Ларионе Федоровичах. Из-за относительной редкости их фамилии резонно полагать, что они – родственники купца Ивана, казаков Богдана и Терентия Ивановичей Черепановых, отправившиеся вслед за ними в Якутск из одной и той же местности. И эта местность, полагаю, «вычисляется» по двум архивным источникам, отстоящим друг от друга более чем на семьдесят лет. В вышеназванной расходной книге имеется приписка, что у Лариона Черепана имелся племянник Дорофей Корнилов, и тот племянник вступил вместо своего дяди в должность толмача, прежде же он служил в Енисейском остроге. А в также ранее упомянутой переписной книге Якутского острога за 1720 год говорится о Корнилове (Корнилеве), но Абраме, который жил тогда в доме казака Семена Черепанова. Судя по единой фамилии и приведенному возрасту, Абрам, скорее всего, – сын Дорофея и, соответственно, близкий родственник якутским Черепановым. Как сказано в той переписи, он – сын боярский из Енисейска. А известно, что основанный в 1619 году Енисейский острог заселялся в том числе поморами, включая пустозерцев. Жители Пустозерска Черепановы с отчеством Федоровичи, да и Ивановичи, либо еще их отцы-пустозерцы могли перебраться изначально в Енисейск, а вскоре уже оттуда одной или двумя «волнами» – в Якутск.

И, наконец, пятое. Как-то в детстве я спросил своего отца, имеют ли к нам отношение те Черепановы, что на Урале построили первый в России паровоз. И он ответил, что это вполне может быть, ведь по запомнившимся ему семейным сказаниям наши предки пришли в Сибирь с Урала. Теперь же, после проведенного исследования, мне стало понятным, что если рабочие из среднеуральского Нижнего Тагила Ефим Алексеевич Черепанов[162] и его сын Мирон – наши родственники, то уж очень дальние. И, значит, корни верхоленских Черепановых надо искать в других поселениях Урала. А Пустозерск – это город-острог в Заполярье, и что важно – в Заполярье именно уральском.

Основан он был в 1499–1500 годах московскими воеводами по распоряжению царя Ивана III на берегу реки Печоры, рядом с озером Пустое[163]. Это был первый русский форпост на Крайнем Севере, «поставленный для опочиву Московского государства торговых людей, которые ходят из Московского государства в Сибирь торговать»98, и, вероятно, для защиты расположенных поблизости месторождений серебра и меди[164] со стороны моря от чужестранцев, а со стороны тундры – от кочевников. Первыми жителями Пустозерска стали более четырех тысяч выходцев из Вологды, Устюга, Вятки и еще – татарские лучники, остяки и зыряне. Но затем за ненадобностью столь большого населения многие из них вернулись в родные края, и к концу XVI века здесь жило около тысячи человек – русских, литвин и крещенных татар.

Пустозерск действительно смог обеспечить надежную связь европейской части страны с зауральской, «закаменной» самоядью[165]. Каждой зимой в период ясашного сбора здесь проводились торговые ярмарки. К их началу в Пустозерск «подкорчевывало» до трех тысяч самоядов (с XVIII века их стали называть самоедами)