Чтобы освободиться от сомнений и подозрений, Ксан, предварительно добившись одобрения резидента (тот счел это избыточным, но возражать не стал, уступив настойчивости своего лучшего работника), вызвал к себе Марата Логия. Этот невысокий, худощавый паренек выполнял самые чувствительные и щекотливые поручения, связанные с работой в «поле». Внешность у него была невыразительная (среднего роста, не бросавшееся в глаза, как бы стертое лицо), что в сочетании со знанием местных языков и обычаев позволяло ему легко сходить за горожанина, мелкого предпринимателя или крестьянина, приехавшего из деревни либо за покупками, либо для торговли выращенными им овощами и фруктами.

– Нужно понаблюдать за домом Дуррани. В особенности за его супругой. По обычной схеме. Передвижения, встречи. Сообщать только мне. Основной интерес – контакты с чеченцами или паками, которые могут оказаться причастными к террористической деятельности. Офис «Ночхаллы» тоже держи под контролем.

В глаза Логия застыл вопрос, и Ксан раздраженно добавил:

– Старых я докладываю лично. Если будет что докладывать.

Ему не нравилось, что Марат стремился выйти за рамки своих полномочий. В силу характера поручавшихся ему заданий он многое знал и начинал свысока относиться к «простым смертным», не ведавшим о том, чем живут и дышат сильные мира сего и прочие персонажи, представлявшие интерес для резидентуры. Кстати, это относилось не только к пакистанцам, но и к отдельным сотрудникам посольства. Марат неоднократно привлекался для работы на внешнюю контрразведку, проверявшую тех коллег, неважно, мидовских, «ближних» или «дальних», которые вызывали подозрение своим поведением. Скажем, слишком тесно общались с местными жителями или иностранными дипломатами – не по делу, а вследствие личной привязанности, неожиданно начинали вести разгульный образ жизни, привлекая ненужное внимание, конфликтовали с местной публикой, нарываясь на скандалы, и так далее.

Ксан давно заметил, что Марат несет себя все более важно, ступает весомо, демонстрируя значительность походки, обстоятельно выступает на оперативках. По всем вопросам имеет свое суждение и подчеркнуто солидно высказывает его, каким бы незрелым оно ни было. Как-то Ксан приструнил этого парня, указав: его дело собирать информацию, и только. Анализировать, давать оценки – этим пусть другие занимаются. Марат спорить не стал, но затаил обиду и не упускал случая поспорить с Ксаном вместо того, чтобы молча «взять под козырек». Вот и сейчас он ядовито блеснул глазами и провел рукой по щекам, заросшим иссиня-черной щетиной. Он всегда был неряшлив, оправдывая это тем, что так легче затеряться в гуще местного люда.

– У Дуррани знакомых десятки, если не сотни. Мне за всеми не уследить. И за домом смотреть, и за офисом. Кстати, кроме офиса «Ночхаллы» есть еще офис Идриса. Там я тоже должен присутствовать? Один в скольких лицах? Не могу же я разорваться на части.

– Ты дурачком не прикидывайся, – оборвал его Ксан. – Цену себе набиваешь? Я знаю твои таланты. Ты незаменимый в своем роде.

Это Марату понравилось, но он решил еще поартачиться.

– Тем не менее, было бы неплохо вычленить приоритеты. К ним же и наших сколько ходит, и америкосов, англичан и прочих…

– Ну, и вычленяй, – со вздохом согласился Ксан. – Я же сказал, что в фокусе держи чеченов и паков, которые каким-то боком могут быть замешаны сам знаешь в чем. Сузил поле твоей деятельности?

– Теперь все более реалистично. – Марат был доволен тем, что «срезал» Ксана, уличил в неспособности толково сформулировать задачу.

* * *

Тем временем в посольстве полным ходом развернулась подготовка к торжественному заседанию в Пешаваре, посвященному созданию общества дружбы. Матвей Борисович и Ксения Леопольдовна мечтали, чтобы это мероприятие воочию продемонстрировало «всю мощь и превосходство российской политики и культуры» (цитата из шифртелеграммы в центр, которую отправил Харцев). Культурной составляющей пешаварского заседания уделялось большое внимание.

В полдень на залитом солнцем хоздворе двое рабочих заполняли кузов небольшого грузовичка. Еще несколько часов продержится тепло, затем резко похолодает, все облачатся в свитеры и куртки. Одного из работяг звали Тимофеевым, у второго была смешная фамилия Буфет. Оба – мужички сноровистые. Буфет отличался высоким ростом и могучим телосложением. Тимофеев наоборот – щуплый, испитой, зато ловкий и юркий.

– Ну и барахла, – брюзжал Тимофеев, таская картонные и деревянные ящики. Все в Пешавар.

– Фотографии, книжки, журналы.

– Флаг в двух экземплярах.

– А это тебе как? – фыркнул напарник, читая надпись на ящике. – Карта родины и наряд российского крестьянина девятнадцатого века. Один комплект. Большой сабантуй намечается.

– Совсем сбрендил старый… – багровея от натуги, резюмировал Тимофеев. Он в одиночку ворочал пианино, но запихнуть его в кузов удалось только с помощью товарища. – Ну, Матвей Борисович!.. В Пешаваре такое затеять, надо же… Там бандит на бандите… Общество дружбы, прости господи.

– Проект века, – сострил Буфет.

– Да… – Тимофеев вытер пот со лба. – Наше дело солдатское. Нам сказали, мы сделали. По крайней мере, командировочные срубим.

– А это что за фиговина? – Буфет указал на пыльную, гигантских размеров конструкцию, сиротливо затаившуюся в углу двора. Чугунная станина высотой около двух метров, на ней – черный ящик с объективом, вращающийся барабан. К изделию приделаны велосипедное седло, педали, цепная передача. – Эта махина в нашу таратайку не поместится. Ни в жисть.

– Само собой, не поместится. Паки другой грузовик пришлют, побольше. Но сначала нам с тобой эту хреновину нужно в мастерскую к Гришке Биринджану перенести. Чтоб он смазал все и наладил.

– А вообще, че за прибамбас такой?

– Вчера на складе откопали. Послу для презентации проекционный аппарат потребовался, а бухгалтер денег не дает. Вот и стали рыть по сусекам. Нарыли…

– Это для фильмов?

Тимофеев смачно сплюнул.

– Волшебный фонарь, блин. – Махнул рукой в сторону стопок стеклянных пластин со слайдами. – Крутишь, и он тебе что хошь покажет.

– Что хошь?

– Что вставишь, то и покажет, – уточнил Тимофеев. – Дрянь всякую. Только не кино. Слайды. Диапозитивы. С девятнадцатого века, говорят, остались. Раритет, блин. Борисыч хочет новые заказывать. Москва там, Кремль, утро в сосновом бору. А это – старые. Но говорит, тоже сойдут.

В эту минуту во дворе появилась Марианна Ивантеева, оперная певица, прибывшая в Пакистан на гастроли специально к инаугурации Общества дружбы. Посол и его супруга потратили немало сил для того, чтобы организовать ее приезд, ведь Пакистан – не та страна, которая манит представителей большого искусства, оперных див в особенности. Опера и балет в исламском мире традиций не имеют, прославиться на этом поприще здесь непросто, заработать – тоже, укрепить свою международную репутацию – тем более. Словом, не лучшее место для талантов и поклонников.