самое необходимое вроде средств гигиены. Продавать те же холодильники не было смысла: они стояли в каждом доме по умолчанию. Если что-то выходило из строя, то для этого вызывался один и тот же мастер. Им был мужчина около сорока лет с дурацкими усами, как у Марио. Вот бы занимался сантехникой, то попал бы в образ. С трубами работал уже лысый тщедушный мужчина, на полголовы ниже меня. Никаких почтовых отделений и телефонных станций. Это объяснялось, что отдыхающим следует на время обрубить связи с внешним миром. Лично я не возражал, потому что мне не было с кем поддерживать общение. Да и возмущении других мне не было известно. Побродив бездумно между рядами в половине магазинов, я встал на движущуюся ленту. Думаю, мне не стоит объяснять, почему именно её, а не лестницу или экскаватор здесь сделали. На втором находился супермаркет, где продавались в основном продукты питания. И здесь тоже выбором не баловали. Привычных мне творога и кислых огурцов здесь было трудно поймать. Если ты опоздал на пять минут, то тебе приходится довольствоваться видом пустых полок. Жёлтые ценники под отсутствующими продуктами всегда вызывали у меня тоску. Бывало, и мне ухватить пару бутылок ряженки, а так – нёс домой надоевшие авокадо и соевое молоко. Купив булочку и кофе без сахара в стаканчике, и вышел и снова сел на самодельную скамейку. От такого обеда я ощутил досаду: не хватало нормальных блюд, которыми балует моя мама. Но я её ударил. Опять это паршивое чувство гнало меня куда-то лишь бы не сидеть и не терзаться. Хорошо, что никто из друзей не попадался мне на глаза. Точнее, наоборот. Делать вид, словно ничего не случилось, и веселиться… Это выше моих сил. И не факт, что повезёт их не встретить, если я вернуть в магазинчики. Поэтому я сидел на том же месте и глядел в даль, за которым ничего не видело. Ровная линия горизонта не вселяла в меня ничего, кроме робкой тревоги. Для человека, не видевшего даже паршивой речки, это нисколько не странно. Странно, что на этом острове я перестал чувствовать эйфорию. Не стану перечислять все мои мысли на протяжении нескольких часов до темноты, так как они вертелись вокруг всего того, о чем я говорил. Сплошной пессимизм. Впору корить себя за малодушие: миллионы людей мечтают о бесплатном курорте с прохладным чистым океаном и экзотическим питанием. Неужели, сидя в городе, где зима длится почти девять месяцев, я мог представить себе, что устану от райской жизни? Все равно мы с мамой скоро вернёмся в прежние стены, и, наверное, никогда нм больше не повезёт. – Эй, парень! – крикнул мне охранник, указывая на часы на своей левой руке. – Иди-ка к себе домой сейчас же! Стоя у дверей своего дома, меня накрыло с головой чувство стыда и страха, так как совершенно не понимал, что придётся сказать и сделать, чтобы искупить свою вину. Мать сидела в полном одиночестве за накрытым на двоих столом. Если раньше во мне присутствовала уверенность, что вторая порция предназначена мне, то сейчас меня переполняло сомнение. А ещё сильный голод словно улетучился, и желание присоединиться к трапезе напрочь отбилось. Пока я стоял молча у дивана и смотрел в сторону стола, мать конец наконец заметила мою нерешительность: – Почему ты стоишь там истуканом? Садись есть. По голосу было сложно понять, сердится ли она или нет, что стало последней каплей в моей чаше совестливых мучений, и я упал на колени с громкими рыданиями и причитаниями «Прости меня, пожалуйста!». Материнское сердце, то, чему не прикажешь, и этот случай не оказался исключением. – Сын мой, чего ты так убиваешься? – мать присела возле меня, поглаживая по голове, как когда-то в детстве. – Я на тебя не сержусь, потому что видела, что тебя что-то гложет. Вроде этих слов я и ждал ещё с утра, но душевного облегчения они мне не принесли, от чего рыдания только усилились. Больше она ничего не говорила, лишь обняла меня в ожидании прекращения моей истерики. Потихоньку мои эмоции поутихли, и я обняв маму в ответ, ушёл в свою комнату, отказавшись от ужина. Через неделю Анна сама меня подстерегла, когда я возвращался с продуктами домой. – Привет! – Как можно веселее обратилась она ко мне, следуя рядом. Удивительно, ведь видит же, что мои руки заняты, и напрашивается. Кое-как ухватив одной рукой свёртки, я ей показал, что сейчас приду домой, а там и пообщаемся. – Ладно, надеюсь, ты не сердишься на меня? – я ей покачал головой в ответ. Это явно ей не могло не прийти по душе. Дальнейшие события описывать нет смысла, так как мы примирились так же легко, как и поругались. Но знал бы я, что это начало ужасного конца мчалось на всех парах.

Забор

Через три дня шли мы с Анной вдоль пляжа, даже дальше того места, где мне довелось пересидеть несколько часов в одиночестве, переговариваясь между собой обо всем на свете. И не заметив, мы дошли до того места, где раньше нам не доводилось бывать. Песчаный берег имел скалистый конец, за которым виднелся ряд высоких густых деревьев. Повинуясь своему порыву с далеко идущими последствиями, мы решили идти вдоль скалистого края обратно в сторону острова. Скалы закончились через десять метров. А вместе с ним – и наша свободная дорога. Наши носы уткнулись в стволы многочисленных деревьев. Я глядел на это и понимал, что что-то меня влечёт внутрь. Впрочем, мне всегда было интересно, что находилось на незаселенной части острова, если он таковым был, конечно. Никто ведь не проверял эту данность на правдивость. Кинув взгляд на Анну, я не мог не заметить, что она не разделяет мою инициативу. – Давай вернёмся. Зачем нам идти туда? Ещё заблудимся и…. – и она опустила глаза, тем самым показывая незаконченную мысль. Если честно, то меня покоробило, что она считает меня недостаточно способным пройти незнамо куда на шатких ногах. Нет ничего более мотивирующего на всякие глупости, чем чьи-то сомнения в твоих возможностях. – Ну уж нет! Я должен знать каждый сантиметр этого острова! – выпалил я и пошёл вглубь, отпустив руку девушки. И эта решимость чуть не стоила мне позорного падения. Под моими ногами неровная поверхность с кучей мелких камней и ломаных веток предательски расшаталась. Если бы не крепкое дерево, за которое я предусмотрительно держался, то Анне можно было бы праздновать маленький триумф. Если она и видела , как