Никита правил одной рукой, вторая покоилась у Аниты на коленке. На заднем сиденье Софья Борисовна нещадно дымила и изредка громко вздыхала, как при больном сердце. Страдала. На вопрос Никиты, не мешает ли ей музыка, не ответила. За всю дорогу (около полутора часов) произнесла лишь одну фразу, зато с таким проникновенным чувством, как если бы свидетельствовала на страшном суде:

— О господи, какая все-таки безответственность!

Анита промолчала, крепче стиснула мужскую ладонь, а Никита ответил уже в виду огней аэропорта:

— Никакой безответственности, Софья Борисовна. Это любовь. Она все сметает на своем пути.

Анита некстати хихикнула, и Никита укоризненно покачал головой. В аэропорту без затруднений прошли контроль и таможню, и у молодых людей осталось несколько минут, чтобы попрощаться. Они отошли в сторонку и присели на холодную батарею. Никита старался держаться бодро.

— Значит, так, — заговорил по-деловому. — Приедешь домой, поговоришь с батяней, разберешься в обстановке — и сразу звони. За это время я подготовлю документы.

— Никита, послушай меня.

— Да, маленькая?

— Давай не будем спешить. Вдруг нам все померещилось. Так бывает, я знаю. Мне нужно время, чтобы во всем разобраться. Пожалуйста, дай мне такую возможность.

— Разве я тороплю? — удивился Никита. — Два-три дня вполне хватит, чтобы шугануть олигарха. А больше-то в чем разбираться?

— В чувствах, Никита. Слишком быстро все произошло, это меня пугает. Ты уверен, что мы не ошибаемся?

— На сто процентов. Но твои страхи я понимаю. Со мной такое бывало. Однажды, еще мальчишкой, нашел в кустах бумажник. Плотный такой, черный, как сейчас вижу. Открыл, а там — мамочка родная! — деньжищ куча. И наши, и доллары, и еще какие-то. У меня аж голова кругом, так и стоял посреди дороги. Засомневался, как и ты: может ли такое богатство из кустов подвалить? Не чудесный ли это сон? Так и просомневался, пока какой-то детина не вырвал бумажник, а мне еще дал пинка… Поверишь ли, даже пересчитать не успел.

Анита скривила губы:

— Как ты можешь сейчас шутить? Да еще так пошло.

— Вовсе не шучу. Вон сколько лет прошло, а на сердце рана. Никогда не надо слишком долго сомневаться. Ни в чем. Поживешь с мое, сама поймешь.

— Боже мой! — Анита прижалась к нему. — Самоуверенный, глупый мальчишка. Ты же пропадешь без меня.

— Конечно, пропаду, — радостно согласился Никита. — Так что — три дня и не больше.

Неподалеку возле чемоданов маячили телохранители Гоша и Леша, на них деликатно не глядели. Софья Борисовна, как судно с низкой посадкой, подгребла к ним как-то боком. Тоже не глядя, прогудела басом:

— Остаешься, девочка? Или полетим? Посадка заканчивается.

— Ой! — сказала Анита, вскочила на ноги, но у них руки никак не расцеплялись. Не расплетались, будто заклинило. Пришлось обоим несколько раз подергать.

Он не смотрел ей вслед, как она скользит через зал под крылышком нахохленной черной курицы. Зачем? Он вовсе не сентиментальный хлюпик, каким бывает Валенок. Через несколько дней они уже навсегда будут вместе. Он в этом не сомневался ничуть. По-солдатски развернулся и быстрым шагом покинул здание. Чернильная, пронизанная электрическими иглами теплая майская ночь качнула его на ступеньках. У него было смутное ощущение, будто с этой минуты он заново начал жить после смерти.

xxx8xxx

Леня Кудеяр, ялтинский авторитет, встретил Беню на вокзале и отвез в гостиницу «Европа», где были заказаны два номера — люкс для Бени и второй попроще для его помощников Аслана и Гарика. По городу прокатились с понтом, в сопровождении двух джипов с охраной и пяти всадников на «харлеях». Леня явно хотел произвести впечатление на высокого гостя, но Беня и глазом не повел. С тех пор как начал работать на Мусавая, уже столько нагляделся паханков, больших и маленьких, в белых воротничках и в кирзовых сапогах, заносчивых и мнительных, свирепых и дружелюбных, но никого из них и в грош не ставил. Все они сбиты на одну колодку, жидкие на расправу, и за душой у них пусто, как в телевизоре. Беня испытывал к ним брезгливость, как к сосущей мелюзге, к примеру — клопам и вошикам. Впрочем, за всю жизнь Бене еще не попался человек, который вызвал бы у него симпатию.

В машине не разговаривали, Беня только попросил, чтобы приглядели за его помощниками, Асланом и Гариком.

— А что с ними? — насторожился Кудеяр. — Меченые, что ли?

— Пригляди — и все, — не стал вдаваться в подробности Беня, а Кудеяр не настаивал.

В золотистом «БМВ» он уселся рядом с водителем и ни разу не оглянулся на развалившегося на заднем сиденье грозного посланца Москвы. Бене это знакомо: обычно люди, один раз на него посмотрев, предпочитали не встречаться с ним глазами вторично. Кудеяр ему не понравился: самовлюбленный придурок. На его жилистой шее пульсировала выпуклая жилка, напрашивающаяся на лезвие. Если по ней полоснуть, кровь хлынет бурыми, вязкими сгустками, навроде зубной пасты. У мелких паханков, как у сутенеров, они почему-то именно такая.

В номере отеля Кудеяр доложил обстановку. Они собрали всю нужную информацию. Завалить гаврика — плевое дело, он не стережется, ходит повсюду либо один, либо со своими дружками из фирмы «Лунная радуга». Вся троица — бывшие спецназовцы, контуженные в Чечне, и — такое совпадение — Кудеяр сам давно хотел с ними разобраться, все руки не доходили. Все пришлые, порожняк гонят, а спеси до мудей. Налогов не платят, деловых контактов избегают да еще спутались с татарином Хабибулой, владельцем ресторана «У Максимыча», который по ялтинскому списку сейчас первый кандидат на отстрел. Его до сих пор не трогают только потому, что у него общий бизнес с турецким пашой Абидасом, а пашу задевать нельзя, у него под контролем все порты. В Крыму пока тихо, никому не выгодно затевать новую большую разборку, как пять лет назад.

— Я почему, в натуре, думаю, класть надо всю кучу, вместе с татарином. Случай больно удобный. Мусавай с пашой всегда на контакте, помирятся, а мусор из города выметем. Тебе какая разница, верно, Бенуил? Где один, там и четыре. Назначь цену, торговаться не буду.

— Откровенный, — удивился Беня. — Почему не боишься?

— Ты не понял, Беня, — разгорячился Кудеяр. — Не подлянку предлагаю. Мусавай в здешние дела вникать не станет, высоко летает, но ему тоже лишние рты в Крыму не по кайфу. Закон для всех единый: плати либо подыхай. А эти падлы оборзели. Понимаешь, о чем толкую?

Бенуил взял со стола бутылку водки, покрутил, поглядел сквозь стекло на свет, полюбовался искрами, потом запрокинул башку и вылил в пасть сразу половину, не меньше. Кудеяр услужливо подвинул тарелку с семгой. Беня запихал в рот солидный кус, осолонился, проглотил, почти не жуя. Отрицательно помотал головой.

— Нет, Ленчик, не пойдет. Мусавай попросит, другое дело. В самоволку не хожу. И не тяни резину. К ночи чтобы вывел на объект.