– Главное – помни, – говорил прикрепленный ко мне психолог Дейв, – что бы ни случилось, пропасть тебе не дадут.

Дейву был тридцатник или около, он одевался во все черное, носил стильные очки и вечно выглядел так, будто пришел прямиком с поэтических чтений в каком-нибудь церковном подвале.

– Потому что в мире очень много людей, которых волнует твоя судьба и которые желают тебе только самого лучшего.

Я стал относиться с подозрением к людям, которые заводят разговоры о том, что для меня лучше, потому что как раз это говорили соцработники перед тем, как всплыла тема интерната.

– Но, по-моему, бабушка с дедушкой не так уж и плохо придумали, – сказал я.

– Придумали – что?

– Ну, про “Холидей Инн”. Может, мне там будет нормально.

– То есть дома с твоими бабушкой и дедушкой тебе будет не нормально? – спросил Дейв, даже не поперхнувшись.

– Да нет! – вот я терпеть не мог, когда он начинал за меня додумывать.

– Ну ладно, давай тогда перефразируем, – он скрестил руки, задумался. – Почему тебе больше хочется жить в отеле, чем с ними?

– Я этого не говорил.

Он склонил голову набок.

– Нет, но судя по тому, как ты вечно заговариваешь о “Холидей Инн”, будто о каком-то завидном варианте, мне кажется, ты говоришь о том, чего тебе хочется.

– Ну, это в сто раз лучше, чем интернат.

– Верно, – он склонился ко мне, – но, пожалуйста, послушай, что я тебе скажу. Тебе всего тринадцать. Ты только что потерял родителя. Жить одному именно сейчас – для тебя не выход. Конечно, жаль, что у твоих бабушки с дедушкой сейчас приключились эти проблемы со здоровьем, но я уверен, как только твоя бабушка поправится, мы придумаем что-то гораздо лучше.

Я промолчал. Понятно, он же ни разу не встречался с дедулей Декером и Дороти. Я и сам-то не был у них частым гостем, но все, что помню, так это полнейшее отсутствие в нас голоса крови и то, как тупо они глядели на меня, будто на какого-то постороннего пацана, который забрел к ним из торгового центра. Жизнь с ними невозможно было и представить – в буквальном смысле, и я изо всех сил пытался вспомнить свой последний к ним приезд, без особого успеха, так как мне тогда было лет семь или восемь. На стенах в рамочках висели вышитые изречения, на пластиковой столешнице в кухне стояла какая-то штуковина, в которой Дороти сушила продукты. В какой-то момент, после того как дедуля Декер проорал, чтоб я не лез своими липкими лапами к его поездам, отец вышел на улицу покурить (дело было зимой) и не вернулся.

– Господи Иисусе, – сказала мама, когда мы уселись обратно в машину (это она хотела, чтобы я познакомился с семьей отца), и больше мы к ним не ездили.

Спустя пару дней после плана с “Холидей Инн”, Барбурам пришла открытка на мое имя. (В скобках – а что, правда глупо было думать, что Боб и Дороти, как они подписались, могли бы поднять трубку и позвонить мне? Или сесть в машину и приехать меня проведать? Но они ничего такого не сделали – не то чтобы я ждал, что они кинутся ко мне с сочувственными воплями, но все-таки классно было бы, если бы они неожиданно выказали хоть какой-нибудь маленький, пусть и нехарактерный для них, знак заботы.)

Открытка вообще-то была от Дороти (“Боб”, ее же почерком, был явно втиснут в последний момент). Примечательно, что конверт выглядел так, будто его кто-то отпарил и вскрыл – миссис Барбур? Кто-то из соцслужб? Хотя сама открытка была точно от Дороти, написана ее угловатым зубчатым почерком, который мы видели раз в год на рождественской открытке, почерком, который – как однажды выразился отец – хорошо смотрелся бы на меню-штендере “Ла Гулю” со списком рыбных блюд дня. На открытке был изображен поникший тюльпан, а под ним шла надпись: “У жизни нет конца”.

Дороти, как я смутно помнил, слов попусту не тратила, и открытка была тому подтверждением. После довольно теплого вступления – сожалеем о трагической потере, мысленно с тобой в этот трудный час – она предложила выслать мне деньги на автобусный билет до Вудбрайара, штат Мэриленд, тут же намекнув, что по некоторым медицинским показаниям они с дедушкой Декером не смогут в полной мере “удовлетворить всем запросам” по моему содержанию.

– Запросам? – переспросил Энди. – Такое ощущение, будто ты у нее просишь десять миллионов немечеными купюрами.

Я молчал. Странно, но меня отчего-то растревожила картинка на открытке. Такие видишь обычно на вертушках в аптеках, в них нет ничего плохого, но все-таки снимок с увядшим цветком – и неважно, что это постановочное фото – как-то не слишком уместно посылать человеку, у которого только что умерла мать.

– А я думал, что она больна. Почему тогда она пишет?

– Спроси что полегче.

Я и сам удивлялся – странно, что родной дед не написал мне ни строчки и даже не потрудился подписать открытку.

– Может быть, – угрюмо предположил Энди, – у твоего деда Альцгеймер, и она его держит дома в заложниках. Чтобы заполучить его деньги. Знаешь, жены такое часто проделывают со стариками-мужьями.

– Не думаю, что у него столько денег.

– Ну да, наверное, – Энди нарочито громко прокашлялся, – но жажду власти тоже не стоит сбрасывать со счетов. “Природы когти и клыки”. Может, не хочет с тобой делиться наследством.

– Дружок, – отец Энди внезапно высунулся из-за “Файненшл Таймс”. – Что-то мне кажется, ваш разговор перестал быть продуктивным.

– Слушай, если честно, я не понимаю, почему бы Тео и не остаться у нас, – сказал Энди, озвучив мои собственные мысли. – Мне с ним весело, да и в комнате у меня полно места.

– Ну, разумеется, нам всем очень хочется, чтобы Тео остался у нас, – сказал мистер Барбур совсем не так тепло и убедительно, как мне того хотелось. – Но что скажут его родные? Насколько я помню, похищать людей – незаконно.

– Ну, пап, здесь-то не тот случай, – сказал Энди своим невыносимым, нездешним голосом.

Мистер Барбур, не выпуская из рук стакана с содовой, резко встал с кресла. Из-за лекарств, которые он принимал, пить ему было нельзя.

– Тео, все забываю. Ты умеешь ходить под парусом?

Я не сразу понял, о чем это он спрашивает.

– Нет.

– Плохо, очень плохо. Энди прошлым летом провел просто незабываемое время в яхтенном лагере в Мэне, правда?

Энди промолчал. Я от него много раз слышал про эти две самые ужасные недели в его жизни.

– А читать сигнальные флаги умеешь? – спросил мистер Барбур.

– Флаги? – переспросила.

– У меня в кабинете висит превосходная таблица флагов, я ее тебе обязательно покажу. И не надо кривиться, Энди. Очень полезный навык для мальчишек.

– Еще бы, вдруг ему нужно будет посигналить буксиру.

– Эти твои подколки начинают меня утомлять, – сказал мистер Барбур, хотя по его виду не скажешь, что он разозлился – скорее растерялся.