Сама нашла его взгляд… Попыталась улыбнуться, потянулась к губам, поцеловала, шепнула: «все хорошо», немного нахмурилась, почувствовав, как Корней там шевелится… Снова же улыбнулась, когда замер… Дал несколько секунд передышки…

— Остановиться? — он спросил, Аня усиленно замотала головой, для убедительности позволяя себе что-то невообразимое, как самой казалось… Чувствуя боль, податься навстречу, при этом вжав пятки в мужские ягодицы, чтобы не вздумал… — Что ж ты делаешь-то, дурочка…

А дальше… Улыбалась. Потому что дурочка. Но дурочка, которой очень хочется, чтобы ему сегодня было хорошо. Которая чувствует боль поначалу. Хотя он пытается двигаться плавно, медленно. Понятно, что щадит. Сдерживает и темп проникновений, и их остроту…

А еще находит губы, целует, будто делая их первый секс завершенным. Эмоциональным, а не механическим. Когда отрывается — ловит взгляд, явно проверяет что-то для себя, но боли в нем нет — Аня знала это точно.

Потому что она перестала быть резкой почти сразу — вспыхнула и потупилась. Стала фоном. Одним из ощущений. Далеко не главным. А главное — ловить его ритм, подстраиваться, позволять постепенно ускоряться, чувствовать, как вибрирует внутренняя струна, когда учащается уже его дыхание, когда он отрывается от губ, утыкается в шею… Когда, с каждым новым, толчки становятся все сильней, движения более рваными, когда мужские руки начинают неконтролируемо мять ее тело — с силой, до боли, может даже до отметин, когда Ане хочется вжиматься ногтями в спину, заражаясь тем, что чувствует сейчас он…

Близиться к его разрядке, не сомневаясь в том, что она будет общей.

С каждым новым проникновением, с каждым новым вдохом…

А когда он снова отрывается от кожи, тянется к губам, и целует так сильно, что Ане кажется — воздуха надолго не хватит, ее струна близка к тому, чтобы лопнуть. И череда следующих его движений в ней — абсолютно лишены контроля. Они жестоки и глубоки. Они о том, насколько он ее хочет. Для нее — болезненные, но одновременно сладкие, потому что под девичьими пальцами — напряженные плечи, колючая щека снова царапает шею, посылая по телу толпы мурашек, он прихватывает зубами нежную кожу, и шепчет:

— С ума меня сводишь… — синхронно с тем, как его накрывает на решающем, отзывающимся в Ане, толчке.

Аня просыпалась медленно. Вроде бы еще досматривала сон, а уже слышала, что где-то льется вода…

Попыталась открыть глаз, хотя бы один, поняла, что в спальне совсем темно. Невообразимо хотелось зарыться лицом в подушку и спать дальше, но… Корней встал. Неслышно. Не разбудив. Только дверь закрыл неплотно и теперь в спальню проникал свет из ванной… И звуки из нее же.

Анины губы сами собой начали растягиваться… И подушка все же пригодилась. Его. Пустующая.

На которую она перебралась, сделала вдох… И заулыбалась еще сильней, вспоминая ночь. Каждое слово. Каждое движение. Каждое из миллиона ощущений. Новых и будто бы неповторимых.

Сейчас собственный страх казался уже таким глупым, таким непонятным, таким пустым… Потому что лучше быть не могло. Просто не могло. Он сделал для нее больше, чем можно было ожидать. Он справился и со своей злостью, и с ее страхом.

Слушая, как шумит вода, Аня будто физически ощущала, как с каждым новым вдохом легкие наполняются его запахом… И там же — в грудной клетке — распускается цветок.

Мышечная боль в теле — ногах, ягодицах и даже руках — кажется сладкой. И очень хочется… Позволить себе глупость. Встать с кровати, зайти к нему в душевую, обнять со спины, а когда скажет: «с инстинктом самосохранения проблемы, да, зайка?», заулыбаться и закивать.

Потому что проблемы. И потому что пусть тело действительно ноет, пусть внизу живота чувствуется дискомфорт, но прижаться к нему хочется сильнее. Тем более, что ему-то не хватило. Так, на один зубок, просто больше не настаивал. Аня это понимала.

Позволял прийти в себя, осознать, смириться что ли… И себе, и ей.

Когда, сразу после, дернулась встать, чтобы срочно в душ… Придавил рукой, заставил опуститься на подушку, приказал: «лежи спокойно, потом сходишь», уткнулся носом в волосы, закрыл глаза… И просто лежал, напрочь игнорируя тот факт, что Аня снова улыбается, глядя в потолок, и гладит руку…

Так и уснула. А проснулась только сейчас…

Продолжая дышать подушкой, потянулась к тумбе, чувствуя нытье даже в плечах и спине, взяла в руки его телефон, который оказался подключен к зарядному. Видимо, Корней сделал это уже утром, или ночью вставал, проверила время. «6.15».

Очень рано. Очень-очень-очень рано. И больше всего хотелось, чтобы он сейчас вернулся, лег рядом, обнял, позволяя прижаться своим голым телом — теплым, изопододеяльным, к его — свежему, немного влажному и прохладному после пробежки из душа в спальню. Почему-то Ане казалось, что оно будет именно таким…

И снова, несмотря на потягивающую боль, почувствовала, как узел внизу живота начинает завязываться…

Замерла, когда услышала, что Корней выключил душ, положила телефон на место, уже не закрывала глаз, долго смотрела на полоску света, пробивавшегося в спальню…

Пока она не стала шире, пока он не открыл дверь нараспашку. Увидел, что она не спит, щелкнул выключателем, зажигая свет уже над головой…

Конечно, резкий. Конечно, заставивший Аню зажмуриться, зарыться лицом в ткань…

— Мне надо собраться. В темноте не смогу. Прости.

Корней подошел к кровати — Аня слышала его поступь. Потянул вниз одеяло, оголяя ее спину… И по ней тут же пошли мурашки…

Пришлось закусить губу, чтобы сдержать полустон, когда кожи коснулись губы — сначала плеча, потом лопатки, потом нос прошелся по шейным позвонкам, поцелуй пощекотал за ухом.

— К себе пойдешь? — спросил, прихватывая мочку, параллельно скользя вдоль позвоночника уже пальцами. Более чем ощутимо. Снова до боли. Но так, что непроизвольно хочется прогнуться…

А когда становится понятно, что он улыбается, оторваться от подушки, повернуться, не стесняться наготы, сесть, обнять за шею, шепнуть в губы:

— Нет. С тобой побуду. Если можно.

— Можно.

И целовать улыбку. Постепенно вновь опускаясь на кровать под напором его губ.

Пока не оторвется первым. Пока не произнесет грозное:

— Мне не мешать.

Пока не отойдет. Не скинет полотенце, уж точно ничего не стесняясь…

Аня подтянула повыше подушку, села, прижала к груди одеяло, провела рукой по ткани, чтобы еще раз убедиться — все чисто. Потом по мужчине… Пока только в боксерах. Такого красивого… Что рот сам собой наполняется слюной. И не сглотнуть — никак…

Который точно так же смотрит на нее — а когда Аня, пройдясь по его телу, останавливается на глазах, усмехается.

Поднимает с пола джинсы, которые сам же вчера отправил в полет вместе с чемоданом, надевает, возвращает тот самый чемодан на кровать, заставляя Аню подтянуть выше ноги и одеяло… Открывает шкаф, натягивает пуловер, снова начинает доставать какие-то вещи и бессистемно забрасывать.