Скоро от волшебства и следа не останется. Дождь смоет остатки сомнительного лакомства.

Оля внимательно разглядывала запястье Антона, на котором красовалась неумелая, частично сведенная татуировка. Знак прятался на тыльной стороне под ремешком от часов. Кривоватая, припадающая на одну ножку буковка «А» в обрамлении распахнутых крыльев. Провела по буковке пальцами, кровь отхлынула от кожи, придав выцветшему рисунку темный оттенок.

Антон пояснил:

– Сделал по молодости. Сейчас прячу. Неудобно перед коллегами.

– А что она означает?

– Не будешь смеяться?

Оля замотала головой.

– Знак Ангела-хранителя. Крылышки по бокам, видишь? Когда учился в Первом Меде, на практике с ребятами пошутили. Называли себя «ангелами первой помощи».

– И много вашего меченного брата сейчас по свету ходит?

– Кроме меня, еще двое. Андрюха Соколов и покойный Миха. В прошлом году схоронили Мишку. По глупости погиб, разбился на снегоходе.

– А другой?

– Жив бродяга. Правда, обратился душой к братьям нашим меньшим. Стал ангелом для Жучек. Он теперь доктор Айболит, ветеринар.

– Ну а ты по-прежнему спасаешь жизни людям.

– Да, сам выбрал свою судьбу. Тебе чаю заварить? А то в кино опаздываем.

– Ага, с «бегемотом». А что за кино?

– «Брат 3» с Бодровым. Третья часть вышла. Сражается с исламскими террористами.

Оля рассеяно улыбнулась.

– В каком смысле с Бодровым? Он же погиб. Ты разве не знал, всю съемочную группу в Кармадонском ущелье засыпало.

Антон опустился рядом с Олей на табуретку, заглянул ей в глаза. Смотрел с умилением и восторгом, как смотрят на неразумное дитя.

– Ты где пропадала, милая? Их откопали в том же году, несколько человек не нашли, да, а Сергей потом долго лечился в Германии, сейчас опять фильмы снимает. Его на Оскар в прошлом году номинировали. Оля, ты все проспала?

Утро как утро, но что-то все равно не так. Свет за окном рассеянный, приглушенный. Удивительное дело, сколько она помнила, каждое утро начиналось одинаково. На востоке наливалось небо, из-за ощетинившихся антеннами домов вылуплялся солнечный диск, огромный с пол горизонта. Диск дрожал, восходил, становясь все меньше, тускнел, погружался в привычную дымку. На такое солнце можно было смотреть без очков и не жмуриться, на небе ни облачка, ни тучки, ни одного намека на дождь, но солнце все равно не яркое. Последний дождь был давно, после маминой щуки.

Но Оле не было дела до происходящего за окном. Она бегала по квартире в поиске ключей от машины. Они оказались на кухне среди столовых приборов. Почему!? Неважно уже, схватив ключи, Оля выскочила из дома.

Добираться в офис удобнее на метро, не опоздаешь. Дорога под землей занимала от силы полчаса, за рулем время уходило в два раза больше. Иногда Садовое кольцо вставало, не пропуская с Ленинградского проспекта не единой машины, и приходилось краснеть перед директором и божиться «впредь не задерживаться», а потом еще и еще раз.

«Последнее китайское предупреждение!» – гневно отрезала Наталья Николаевна. Почему китайское – шут ее знает.

Согласившись на просьбу матери отвезти ее утром к подруге, Оля подписалась под неизбежной нервотрепкой и толканием в пробках.

День не задался с самого начала. Солнце, поднявшееся над горизонтом, так и не пробилось сквозь несуществующие облака, висело перегорающей лампой над московскими крышами.

Оля вновь поймала себя на жуткой мысли: все вокруг не настоящее, дома картонные, деревья и трава из раскрашенного гуашью поролона, снующие перед глазами машинки и их водители из лего-конструктора. А солнце – фонарик, болтающийся на нитке и готовый перегореть в любую минуту и погрузить весь макет во тьму.

Встряхнулась, пытаясь отогнать морок, огляделась. Все в порядке, люди живые. Злятся, сигналят, спешат по своим делам, ныряют в переходы, нервно курят на остановках.

Из-за ремонта крайней полосы в районе Аэропорта транспортный поток в центр сузился.

Дегтя добавил звонок мамы.

– Деточка, на сегодня все отменяется. Алевтина загрипповала. Не поеду я к ней. Заражусь!

Отключившись, Оля чертыхнулась. Почему бы маме не позвонить полчаса назад? Сейчас бы Оля уже была на метро и ни о чем не переживала.

Беда не заставила себя долго ждать. Проехав половину пути, ее машина намертво встала. На подъезде к Триумфальной площади улица была заблокирована полицейскими, пропускали чей-то почетный кортеж с Садового.

Вот и все.

Еще одно «китайское» предупреждение станет последним, ее выгонят с работы. Оля попыталась дозвониться до Марины, предупредить о своем опоздании, но абонент был вне зоны. Умная коллега ездила на метро, она грамотно строила карьеру и предпочитала не нарываться.

Стараясь не нервничать, Оля принялась рассматривать рекламные щиты и растяжки. Одни выстроились по обеим сторонам Тверской улицы, словно почетный караул, другие нависали над ней шатром. Когда летишь на скорости, то глаз редко за них цепляется, не то, что сейчас.

Почему рекламы так много? Через каждые пять метров растяжка или щит с быстро меняющейся картинкой. Кричащей, навязчивой. Офисная мебель, стальные двери, сигареты с ковбоем, мартини с Бондом, бабушкин творог, средство от перхоти, детские подгузники… Квартиры, машины…

Щиты вспыхивали каждые пять секунд, Оля засекла. Сумасшедший калейдоскоп, не успеваешь осознать, что тебе предлагают. Словно кто-то ответственный за московскую рекламу сошел с ума и теперь сводит остальных.

Еле-еле оторвавшись от неонового безумия, Оля поревела взгляд на водителя слева. Снова реклама – « Мама-Пицца любит тебя». Малолитражка была переделана под итальянский фастфуд. Огромная лепешка на багажнике, декорированная пластиковыми перцами и кусочками колбасы превратила «Оку» в подобие летающей тарелки, забитой коробками с пиццей. За рулем выбритый на лысо паренек погрузился в переписку. Пальцы его летали над экраном телефона с бешеной скоростью. Полно заказов, а он сидит в мессенжере и не переживает. А зачем ему переживать, все равно стоим в пробке, а в виртуале у него все было хайпово.

Сигнал справа заставил Олю повернуть голову.

– Доброе утро, красавица! Опаздываем? – пропел знакомый баритон.

Надо же, « пиджак с искрой»!

Хозяин «У Наташи» опустил стекло новенькой Вольво и растекся сладкой улыбкой. Заметив Олино смущение, напомнил;

– Ираклий Самуилович к вашим услугам, барышня, а вас, если не ошибаюсь, Олечкой зовут.

Она кивнула.

Правильно говорят: Москва – большая деревня, встречи случаются самые неожиданные.