Генри. «Сьют» не сделал мою жизнь проще, наоборот, лишь добавил хлопот. Я торчал там постоянно, а ведь ещё надо было присматривать за моими инвестициями в бизнес Милти. Меня разрывали миллионы забот. Приходилось крутиться изо всех сил. Да ещё и Карен, которая теперь большую часть времени сидела с детьми, становилась всё раздражительнее. Я снял новый дом в Айленд-парк, чтобы быть поближе к Поли, и ей требовалась помощь по хозяйству. Но мне не хотелось пускать посторонних в свой дом. Там у меня были припрятаны по тайникам деньги и оружие. Иногда вдоль стен громоздились штабеля краденого товара. Оказалось, что жёны большинства умников, как бы богаты те ни были, делали всю работу по дому сами, потому что не могли положиться на молчание прислуги. Но Карен не отставала, и в конце концов я начал спрашивать посетителей «Сьюта», не знают ли они надёжного человека. Идти в агентство найма мне, по понятным причинам, совсем не хотелось.

Эдди Риго, гаитянец, бравший у меня краденые автомобили, сказал, что знает, как решить мою проблему. Типа он и его семья уже делали такое для друзей. У них были связи в горных деревушках Гаити, где они покупали девушек у семей. Живой товар по туристическим визам доставляли в Канаду, и новые хозяева могли забирать слуг из Монреаля. Он сказал, что услуга стоит несколько тысяч долларов, но для меня всё сделают по себестоимости. Требовалось лишь шестьсот долларов, чтобы заплатить отцу девушки, и я получу персональную рабыню.

Помню, когда я пришёл домой и рассказал об этом Карен, она посмотрела на меня, как на чокнутого, но не сказала «нет». Я отдал деньги Эдди, и перед Рождеством 1967 года он сообщил, что девушка уже в пути. Он дал мне её имя и название отеля в Монреале, где она остановилась, но, когда я добрался туда и гаитянка открыла дверь номера, я опешил. Она оказалась под два метра ростом и весом больше сотни кило. У меня аж коленки подогнулись. «Девушка» была крупнее Пола Варио. Такая страшила, что во время перелёта в Нью-Йорк я сделал вид, будто мы не знакомы. Добравшись до дома, я оставил её на улице и пошёл предупредить Карен. Ничего не вышло. Мы не могли её оставить. Дети от одного её вида начинали плакать. Она задержалась лишь на день или два, пока я не спихнул её обратно Эдди.

Вдобавок ко всему кто-то начал доставать Карен непристойными телефонными звонками. Это началось в декабре, и нам пришлось сменить и засекретить номер. Звонки всё равно не прекратились. Когда Карен позвонила мне в «Сьют» с этим известием, я чуть не спятил от злости. Рассказал обо всём Джимми, и мы попытались вычислить, кто это. Может, парень из нашей банды? Я подозревал всех и каждого, но Карен не могла опознать голос. Мы записали пару звонков, и я их прослушал, но тоже никого не узнал. Тогда я решил, что в следующий раз ей стоит попробовать разыграть дурочку и предложить звонившему где-нибудь встретиться. Если она будет достаточно убедительна, этот псих может явиться на встречу. Я ждал с нетерпением.

В первую неделю января Карен позвонила мне в «Сьют» и сообщила, что минуту назад говорила с парнем. Она сказала ему, что мужа не будет дома и примерно через час можно подъехать к нашему дому. Я мгновенно метнулся домой, и мы выключили все светильники, кроме одного. Я притаился у окна и наблюдал. В кармане куртки у меня лежал револьвер. Я поклялся себе, что грохну ублюдка на месте.

Мы прождали около часа. На улице шёл снежок. Я спросил Карен, явится ли он, по её мнению. Она ответила, что да. Я продолжил наблюдение. И заметил машину, которая медленно проехала мимо дома во второй раз. Я ждал. Будь я проклят, если сукин сын не проедет и в третий раз. Проехал. Очень медленно. На этот раз я разглядел водителя. Мужчина, и он был в машине один. Посмотрел прямо на нашу дверь. Хотел убедиться, что всё спокойно. А я мечтал успокоить его навсегда. Он свернул за угол, но не было сомнений, что он вернётся.

Чтобы не устраивать погоню с риском его упустить, я решил подкараулить психа на улице. Притаился за припаркованным автомобилем. Карен наблюдала из окна. Дети спали. Мне на лицо падал снег. И вот я увидел, как он снова выезжает из-за угла. Я приготовился. На этот раз он почти остановился перед нашим домом. Я мог разглядеть его лицо. Он опустил окно и прищурился, разглядывая номера домов.

Как только он совсем остановился, я скользнул вдоль его машины к открытому окну и сунул ему под нос пушку. «Тебе что-то надо? Что-то высматриваешь?» Я кричал и ругался во весь голос. Парень дёрнулся, и я врезал ему пистолетом прямо по роже. Он выскочил из машины и побежал, я погнался за ним. Сбил с ног и принялся снова лупить пушкой по лицу. Не хотел останавливаться. Вокруг закричали люди. Соседи знали меня, и я не сомневался, что буду арестован, но мне было плевать.

Услышав сирены, я оставил его и сунул пистолет под передний бампер припаркованной рядом машины. Там обычно есть такая «полочка», где можно спрятать что-то, если приспичит. Прибыли копы, и выяснилось, что я отметелил не того парня. Он вовсе не был нашим психом. Он оказался геем, искавшим дом своего друга. Прежде чем его увезли в больницу, он всё время орал, что у меня пистолет. Копы принялись искать оружие в снегу, где мы боролись, и один коп, знавший про трюки с бампером, обнаружил ствол. Я был арестован за нападение и ношение заряженного оружия и провёл остаток ночи в участке, пока не прибыл Эл Ньюман, выцарапавший меня под залог.

Телефонные звонки прекратились лишь после того, как я сообразил, каким образом сукин сын каждый раз узнавал наш телефон. Я вышел из дома и осматривал его под разными углами, пока не понял, что, вооружившись биноклем, можно прочесть номер на табличке, прикреплённой к аппарату, висевшему на стене кухни. Мы снова поменяли номер и на этот раз оставили табличку пустой. Больше звонки не повторялись. Мне сразу следовало так поступить, вместо того чтобы идти под арест за нападение на невинного человека. Идиотизм, но таков был наш привычный образ действий. Мочи всех подряд, рассортируешь потом.

Генри. Для наших ребят убийство было привычным способом решения проблем. Обыкновенное дело. Ежедневная рутина. Помню, как гордился Томми Де Симоне, когда сводил Фрэнки, сына Джимми, на его первое настоящее мокрое дело. Фрэнки Бёрк рос обычным застенчивым мальчишкой. Джимми то и дело жаловался, как приходится лупить сына чуть ли не каждую ночь за то, что тот мочится во сне. Джимми даже отдал его в военную школу, чтобы юноша заматерел. Фрэнки исполнилось шестнадцать или семнадцать лет, когда его взяли на реальную мокруху, и парень, по словам Томми, справился отлично. Джимми был совершенно счастлив. Словно сын заслужил медаль.