* * *

Ребекка сидела за столом все в той же позе, в какой я ее оставил, и курила. Горка фишек перед ней снова уменьшилась наполовину.

— Где ты был? — спросила она.

— Ходил блевать, — ответил я, — от меня дурно пахнет?

— Нет, — сказала она, — я ничего не чувствую.

Номер моей матери из Аушвица тоже не принес нам удачи. Наоборот, из-за этого все еще быстрее покатилось под откос.

Когда у нас оставалось всего пятьсот долларов, Ребекка сказала:

— На самом деле это очень скучно.

Рядом с нами стоял японец с крупным перстнем-печаткой на пальце. Ему в этот вечер также не слишком везло. Он делал карандашом сложные расчеты в маленьком карманном блокноте, но, похоже, и это тоже не помогало.

— Что скучно? — решил уточнить я.

— Играть в азартные игры, — ответила Ребекка.

Мы отправились на поиски бара.

— Пять тысяч долларов — это ведь для тебя пустяк? — спросила она кокетливо.

— О да, — сказал я, — пять тысяч долларов для меня пустяк.

Я положил руку ей на плечо. На этот раз она ее не стряхнула. Это был не эротический жест и даже не призывный, скорее он входил в категорию придуманной близости. Но в эту минуту мне показалось, что вся моя жизнь подпадает под эту категорию.

Нам пришлось обшарить в поисках бара полказино. Большинство столов в игорном зале пустовало. Изредка нам встречались уборщики, заметавшие окурки и прочий мусор.

— Хай, меня зовут Петер, — поздоровался с нами молодой человек с аккуратным пробором. — Сегодня вечером я ваш бармен. Чем могу быть вам полезен?

Моя жена занималась танцами. Однажды, за несколько недель до Рождества, она пришла домой и объявила:

— Я записалась в танцевальный класс, хочу научиться исполнять степ.

На следующий день я пошел с ней в магазин за специальными туфлями для степа. Я не стал ее спрашивать, зачем ей это. Я вообще никогда не задаю вопроса «зачем?». Если она захотела научиться танцевать степ, то наверняка у нее были для этого какие-то веские причины. Она посещала танцевальный класс днем по воскресеньям. В самом начале я иногда заходил за ней после урока.

— Степ — это пять разных видов чечетки, — как-то раз сказала она, когда я за ней зашел. — Ты хочешь познакомиться с нашей преподавательницей?

Я отрицательно покачал головой. Дома она надела эти самые туфли для степа и продемонстрировала мне все пять видов чечетки, но я так и не уловил между ними разницы.

Сейчас, в этом баре в Атлантик-Сити, кто-то отбивал чечетку у меня в голове, — я только не знал, кто и когда это закончится.

Ребекка словно окаменела за своим кофе — она плеснула в него слишком много молока. Сейчас она молча смотрела на меня. Точно мы оба не могли поверить в то, что здесь очутились.

— Ты не самая веселая компания, — заметил я.

— Это верно, — согласилась она, — ты тоже.

Она слезла со своего табурета.

— Я больше так не могу.

Я не уверен, но мне показалось, что в глазах ее стоят слезы. Кто знает, может, и у нее в голове тоже кто-то отбивал чечетку?

Я стер грязь со щек Ребекки. Это были слезы. Мало того — она была вся в слезах. Поток слез смывал грим всевозможных оттенков и черную тушь с ее ресниц. По ее щекам пополз целый селевый поток.

— Я пала духом, — произнесла она.

— Не надо, — сказал я, — хватит и меня одного.

Простившись со своей службой в ночном магазине (меня уволили), я потерял свою будущую жену из виду. По специальности ей приходилось много ездить. Но однажды я опять встретил ее — на почте. Она сидела на месте служащей за окошком.

— Что ты тут делаешь? — воскликнул я.

У меня был такой шок, что в первую минуту я даже забыл, зачем пришел на почту.

В тот период моей жизни я посылал очень много писем заказной почтой. Я отправлял заказные письма, чтобы придать своим сообщениям видимость срочности. Но сам я в эту срочность не верил.

Через некоторое время я встретил свою будущую жену в обувном магазине неподалеку от своего дома.

— Это не простая случайность! — воскликнул я, не представляя себе со всей определенностью, что же это такое на самом деле.

Тогда на почте мы перекинулись парой слов, но этим дело и ограничилось. Видимо, в ночном магазине была более располагающая к общению обстановка.

Когда я снова встретил ее в обувном магазине, я спросил у нее:

— Когда продолжится курс лечения?

Она была не одна, а вместе со своей матерью.

— Мне надо над этим подумать, — ответила моя будущая жена, — зайди как-нибудь ко мне на почту. Сейчас я на месяц ухожу в отпуск, но в начале октября вернусь.

Поджидая, когда принесут туфли ее размера, она спросила:

— Ну как, есть какое-нибудь улучшение?

Ее мать посмотрела на меня подозрительно. На ее месте я бы тоже так реагировал.

— Да что-то не похоже, — ответил я. — Во всяком случае, сам я никакого улучшения не заметил. Ты еще не надумала ко мне переехать?

Как-то раз я случайно услышал, как она говорила про меня Йозефу Капано: «Порой он бывает немного не в себе, иными словами, сумасшедший, но никто этого не замечает».

Это было через три года после нашей первой встречи в ночном магазине, и позже я так и не собрался спросить у нее, правда ли она так думает.

По мнению Йозефа Капано, моя жена была Сказочной Принцессой. Обычно он меня спрашивал: «Ну как поживает Сказочная Принцесса?» — но никогда не задавал этого вопроса в присутствии других женщин.

Ребекка снова влезла на табурет перед стойкой бара. Кофе в ее чашке в очередной раз подернулся молочной пленкой. Я заказал ей новую чашку. Петер спросил, довольны ли мы и может ли он чем-нибудь помочь. Я ответил, что мы всем довольны, после чего он скромно удалился, а я снова положил руку Ребекке на плечо со словами:

— Ничего, все не так уж страшно.

Но вероятно, страшно все-таки было, только как я мог об этом судить? Я об этом и представления не имел.

— Это все от усталости, — пробормотала она, — я не выспалась.

Мне вдруг показалось, что за годы, что прошли с тех пор, как я познакомился со своей женой, мало что изменилось. Да-да, меня вдруг осенило, что для того, чтобы стать настоящим алкоголиком, мне не хватило таланта.

У Ребекки вид был такой, будто она только что вскочила с постели. Я пожалел, что оставил в лимузине фотоаппарат. Женщины милее всего, когда они только что вскочили с постели. Мужчины, вероятно, тоже.

Как-то раз в начале зимы, во время сытного ленча, Дэвид, мой приятель, который когда-то перепечатал на отцовской пишущей машинке мой первый рассказ «Зеленый чай», вдруг заявил мне: