идеологических нарративов от героя. В начале фильма Надежда Петрухина – героиня Майи Булгаковой – примеряет костюм, который явно ей не подходит. Так же плохо она вписывается в свои социальные роли матери и директора школы.

Этот прием героя, живущего не своей жизнью, где нарратив правит героем, но отчужден от него, является центральным для многих фильмов Гайдая, особенно для «Кавказской пленницы» (1967), «Бриллиантовой руки» (1968) и «Ивана Васильевича…» (1973). Важно, что нарративов, которые правят и соревнуются между собой, становится много благодаря тому, что появляются вариации на тему советской жизни – студенческая культура, общество потребления, формы отдыха (туризм, альпинизм) и т. д. Более того, момент, когда нарратив овладевает героем, трактуется Гайдаем в рамках жанровых моделей, главным образом комедии, слэпстика, но иногда и с точки зрения фильма ужасов, жанра глубоко несоветского. В «Бриллиантовой руке» этот прием заявлен с первых кадров – главный герой отправляется в круиз за границу не по своей воле; так решила жена и, видимо, страна тоже. Последующие события только подтверждают этот паттерн. Горбунков отдается истории поездки за границу с энтузиазмом. Но к нему прикреплен трикстер-контрабандист Геша Козодоев, который меняет оптику на соцреалистический нарратив поездки в «проклятый зарубеж». Геша дистанцирует и деконструирует нарратив, например, спрашивая Семена, везет ли он в качестве сувенира водку, и емко переводя на «несоветский» макаронический язык сексуальные нормы советского человека: «Руссо туристо, облико морале»[207].

Встреча с работницей рынка сексуальных услуг в зарубежной стране также говорит об идеологических нарративах, в которые вписано тело Горбункова. С одной стороны, Горбунков-соцреалистический интерпретирует приставания как просьбу женщины с рабочей окраины о помощи от честного советского человека. «Женщина с рабочей окраины» в это время пытается вписать тело Горбункова в свой бизнес-план на этот день. Трикстер Козодоев обнажает механизмы обоих нарративов, понимая, что если Горбунков последует за секс-работницей, то высокий нарратив о помощи эксплуатируемым женщинам зарубежья превратится в международный скандал из‐за неоплаченных секс-услуг.

Вариацией на тему героя, живущего не совсем своей жизнью, является ситуация, в которой герой полагает, что он следует своим решениям, например изучает фольклор в «Кавказской пленнице», в то время как злодеи его вписывают в свой бандитский бизнес-план: «Тот, кто нам мешает, тот нам и поможет». Зритель же наслаждается драматической иронией, потому что ему понятны обе сюжетные модели. Более того, особое садистское удовольствие зритель получает от идентификации с антигероем, которому, как и зрителю, понятен весь злодейский замысел. Наивный же герой действует в полном неведении. Шурик похищает Нину, думая, что он участвует в исторической реконструкции старинного горского обычая.

В какой-то момент это отсутствие понимания, в чем ты участвуешь, начинает граничить со зловещим. Так, когда, наконец, Шурик осознает, что он соучастник преступления, он оказывается запертым в сумасшедшем доме, где его заставляют в лучших традициях советской карательной психиатрии своего времени жить в нарративе, в который его вставили. Когда же он перепрыгивает через забор и вырывается за пределы психиатрической тюрьмы, он оказывается в кузове машины, которая едет обратно в ту же психбольницу.

Коллективный герой, унаследованный от соцреалистического канона, тоже присутствует у Гайдая. Таким воплощением идеи советского коллективизма является ВиНиМор (Вицин, Никулин, Моргунов как комические маски: Трус, Балбес и Бывалый). Можно даже сказать, что это микрокосм новой исторической общности представителей разных социальных слоев и периодов советской истории[208]. В отличие от советского коллектива этих героев объединяют, главным образом, частное предпринимательство и алкоголь. Вместе с тропом коллективизма как бандитского сообщества в фильмы Гайдая приходят и пародийные цитаты из соцреалистической классики. Например, в «Бриллиантовой руке» бандиты Лелик и Козодоев колдуют над картой под невеселую песню, планируя свою операцию. Это цитата сцены из «Чапаева» братьев Васильевых (1934), когда Василий Иванович и Петька хором поют «Черный ворон», планируя сражение с белой армией. В свою очередь, Лелик и Геша вразнобой поют песню «Летят утки», планируя ограбление Горбункова возле общественного туалета.

Ил. 1. Планирование операции «Дичь» у туалета типа «сортир». Кадр из фильма «Бриллиантовая рука» («Мосфильм», 1968, режиссер Леонид Гайдай, сценаристы Леонид Гайдай, Яков Костюковский, Морис Слободской, композитор Александр Зацепин, оператор Игорь Черных). YouTube.com

Альтернативой коллективному герою ВиНиМора и их варианту в «Брилиантовой руке» – троице Козодоев, Лелик и Босс – является доблестная советская милиция. В отличие от бандитов, комизм которых основан на разных типах тел и социальных типажей, милиционеры похожи друг на друга, как однояйцевые близнецы. Семен Семенович с трудом отличает одного от другого, тем более что их всех зовут похоже. Когда же Семен Семенович спрашивает, почему они все на одно лицо, он получает исчерпывающий ответ: «Так надо!»[209]. Коллективность заменяется двойничеством с элементами деградации. Например, Иван Грозный и Иван Бунша похожи, но, как замечает Милославский, «Ой, не похож! Ой, халтура! Понимаешь, у того (читай у Грозного. – А. П., Е. П.) лицо умнее!» Здесь у Гайдая опять цитата из соцреалистического канона, в данном случае из сакральной киноленинианы[210]. У Михаила Ромма в фильме «Ленин в Октябре» (1937) настоящего вождя революции маскируют повязкой для больных зубов, чтобы его не узнали враги. У Гайдая жулик маскирует повязкой фальшивого царя, чтобы не так выпирала подделка[211].

Ил. 2 и 3. Мужчины с повязками. Кадры из фильмов «Ленин в Октябре» («Мосфильм», 1937, Режиссер Михаил Ромм, сценарист Алексей Каплер, композитор Анатолий Александров, оператор Борис Волчек) и «Иван Васильевич меняет профессию» («Мосфильм», 1973, режиссер Леонид Гайдай, сценаристы Владлен Бахнов, Леонид Гайдай, композитор Александр Зацепин, операторы Сергей Полуянов, Виталий Абрамов). YouTube.com

Двойники также существуют у Гайдая как отражения в зеркале: Джабраил из «Кавказской пленницы» чокается со своим собственным отражением. Двойничество с комическим снижением перекидывается с отдельных персонажей на отдельные части тела. Вторая часть «Бриллиантовой руки», которая называется «Костяная нога», заменяет героев-двойников фрагментами тел героев – загипсованную руку на костяную ногу – в той же двойнической функции. Одновременно подчеркивается, что не только загипсованные конечности Горбункова, но и он сам как индивидуальный герой являются лишь Макгаффинами, двигающими вперед сюжет приключенческого слэпстика.

Метакомедии

Для главного комического приема Гайдая – визуального гэга – важна прежде всего метанарративность. Примером визуального гэга, который работает за счет его соотнесения с двумя повествовательными моделями, является эпизод в «Бриллиантовой руке», когда Горбунков, весь на нервах от важности порученного ему задания, идет ночью за хлебом. Как только он заворачивает за угол, слышен страшный крик.