Миссис Уэйн Томас говорит:

– А вы, народ, все учли…

Очень громко, прямо в микрофон отвечаю:

– Поверьте.

Все кругом отрываются от экранов и смотрят на меня. Черные, латиносы, азиаты, индейцы…

Я шепчу в микрофон:

– Послушайте, дамочка…

Чуть не ору:

– Да я, наверное, белее вашего…

В следующую смену мужчина из Су-Фолс говорит мне:

– Вы, значит, угоняете наши самолеты и врезаетесь в наши же небоскребы, а мне у вас сраные тряпки покупать?

Он говорит:

– Нет уж спасибо, Хаджи…

Мужчина из Талсы мне говорит:

– Тюрбан-башка, – и вешает трубку.

Мужчина из Фарго говорит:

– Верблюжатник, – и вешает трубку.

Звонок в Мемфис; мне говорят:

– Косоглазый, – и гудки в трубке.

Дальше компьютер связывает меня с западом Лос-Анджелеса, трубку берет женщина.

– На площади Тяньаньмэнь случилась трагедия, но вы должны и дальше бороться за свои права, за свободу.

Она говорит:

– Как член «Международной амнистии», я каждый лишний пенни вкладываю в борьбу, чтобы вам платили достойные зарплаты и улучшили условия труда.

Она говорит:

– Восстаньте, сбросьте цепи, в которые заковали вас империалисты, начальники-рабовладельцы.

Она говорит:

– Народы мира вместе с вами.

Тряпку она так и не купила.

Дальше на очереди – мистер и миссис Уэллс из штата Вашингтон (телефонный код 509). Трубку берет девочка.

Я говорю:

– Позвольте рассказать о революционном открытии в области ухода за напольным покрытием.

Она отвечает:

– Конечно.

Говорит:

– Расскажите.

Приветствие, Разрешение и Продажа.

Тут девочка перебивает меня:

– Завидую вам.

Она говорит:

– Я сама застряла в этом паршивом городишке Валла-Валла. Доехать из него куда-то – это нужен полный бак бензина. Хожу в школу, где учатся дети-клоны: одежда, прически, мечты – у всех одинаковые. Мы будто с конвейера. Мне отсюда не выбраться. Никогда.

Рассказываю, что уникальная суперполотерка представляет собой совершенно новую систему ухода на напольным покрытием…

– У вас есть слон? – спрашивает она. – Вы ездите на работу на живом, настоящем слонике?

Сигнал, табло, наставник.

Говорю:

– Да.

Нарушив протокол, отвечаю:

– У меня индийский слон пятилетка.

– Это же здорово! – говорит девочка.

Я говорю:

– Его зовут Синдбад.

– Прикольно! – восклицает она.

Говорит:

– У меня есть кошка, оцелот. То есть она станет оцелотом, когда подрастет. Ее зовут Перчинка.

Наставник встает из-за стола и идет в мою сторону. Слушает.

– Меня удочерили, – сообщает девочка, – еще в детстве, в Заире. Мой приемный папа служил в Корпусе мира. Родители очень добрые и все такое, но странно быть чуть не единственной афроамериканкой во всем городе.

Она говорит:

– Вы знаете, что такое оцелот?

Записываю ее номер на листочке бумаги и спрашиваю: ничего, если я занесу ее в список повторных звонков? Чтобы мы как-нибудь в следующий раз поболтали об уникальной суперполотерке?

– Да, конечно, – говорит она. – Саманта. Меня зовут Саманта, но при рождении меня назвали Шаму-Ринди.

Завершаю звонок.

На той же неделе я в школьной столовке подошел к одной негритянке и спросил:

– Ты из Заира?

Она молча взглянула на меня. Повела плечиком, отвернулась и пошла прочь.

На следующий день я спросил у другой негритянки: у тебя есть оцелот?

Она спросила в ответ:

– Чего?

– Это такой маленький леопард.

Она закатила глаза.

На третий день я подошел к последней негритянке в средней школе Томаса Джефферсона и спросил:

– При рождении тебя назвали Шаму-Ринди?

Глядя на меня, она медленно моргнула. Не ответила, и тогда я спросил:

– Саманта Уэллс?

Она указала на девочку в другом конце столовки: белая, с длинными белокурыми прядями, в костюме чирлидерши.

На работе перезваниваю Саманте Шаму-Ринди, и она говорит:

– …никто не любит музыку, которая нравится мне: племенная, с барабанами, всех народов мира, в технообработке. Или органическую, естественную пищу. Я сама только такую и могу есть. Мои вкусы гораздо шире, чем у ограниченных сверстников…

Не говорю, молчу.

– Хороший пример, – говорит она, – местное лето: от влажности мои волосы становятся такие пушистые…

Молчу.

Она говорит:

– Как ваш слоник?

Хорошо, говорю. С ним все хорошо.

– Его ведь зовут Синдбад? Верно?

Спрашиваю, не хочет ли она купить уникальную суперполотерку.

Саманта отвечает:

– Если я куплю, вы позвоните мне снова? Завтра?

В мою следующую смену на работе мужчина из Якимы говорит:

– Вот интересно, как выходит, что наши налогоплательщики сливают миллиарды долларов на помощь вам, а дела у вас все равно тугие? Если не СПИД, то голод!

Наставник становится подле меня и, покачав головой, чиркает пальцем по горлу.

Прерываю звонок.

Перезваниваю Саманте, и она говорит:

– …ты из Ост-Индии, и это так здорово.

Она говорит:

– Так заводит.

Она говорит:

– Или ты из Пакистана?

Спрашиваю, не хочет ли она купить пятую по счету уникальную суперполотерку?

Она отвечает:

– Погоди, стяну у папы кредитку.

На следующей неделе я подошел к той блондинке-чирлидерше и сказал:

– Привет.

Я сказал:

– Ты Саманта Уэллс?

Она отвечает:

– Смотря, кто спрашивает.

Голос тот же, что по телефону. Это та девочка, обладательница почти дюжины уникальных суперполотерок и ни одного оцелота.