А вдалеке виднелись пятна лавы и покрытые темно-зеленым мхом склоны Злой страны вулкана Корона сбегали к берегу, песок которого был занесен сюда из самой Сахары. Он проделал долгий путь, летя на спине ветра, чтобы наконец-то спокойно осесть на берегу острова или опуститься в спокойные, блестящие, словно покрытые металлической пластиной, морские воды, в которых отражался безбрежный небосвод.

Пустельги уже начали свой путь по небу, неподвижно паря в воздухе и высматривая мышь, ящерицу или крольчонка, в то время как остальные птицы только-только просыпались в пальмовой роще, а в глубине долины петухи уже будили островитян резкими, пронзительными криками.

Руфо Гера подал кофе в красивом рыбацком термосе, а к нему сыр, виноград, инжир и несколько хрустящих на зубах галет.

Если бы кто-нибудь увидел их в этот час, то принял бы за влюбленную парочку, ибо девушка возлежала на траве, любуясь окружающим ее пейзажем, а старик трогательно ухаживал за ней, размешивая сахар в чашке и подавая большие дольки гуайявы.

— Мама говорит, что в городах есть люди, которые никогда не видели рассвета, — вымолвила Айза, мелкими глотками отпивая горячий кофе. — Они очень поздно ложатся спать и просыпаются, когда уже совсем светло. Вы можете себе это представить?

— Конечно могу, — не стал возражать Руфо Гера. — Впрочем, рассвет в городах не так хорош, как у нас. Горожанам достаточно иметь лишь день и ночь, остальное для них не важно.

Айза ничего не ответила. Покончив с завтраком, она залюбовалась красным диском солнца, который взлетал над горизонтом, а затем очень тихо произнесла:

— Один умер.

Руфо Гера пристально посмотрел на нее.

— Откуда ты знаешь? — спросил он.

— Я услышала выстрел, и мне показалось, что он позвал меня.

— Кто его убил?

— Его страх.

— Страх?

— Он был один. Его бросили.

— Но ведь их было двое? Где же второй?

— Не знаю. Этот присел на корточки в углу, точь-в-точь как ребенок, который должен вот-вот родиться. Он плакал как младенец, а потом прозвучал выстрел. — Она посмотрела в сторону собеседника. — Почему Бог наказывает меня этим даром? — спросила она. — Почему ко мне всегда приходят утонувшие и умершие?

— Потому, что ты медиум.

— Я кто?

— Медиум. Так называются люди, которые могут вступать в контакт с мертвыми. Я кое-что читал об этом.

— А быть медиумом хорошо или плохо?

— Не знаю. Но кажется, они зарабатывают очень много денег. Все на свете хотят поговорить с мертвыми.

— Для чего?

— Чтобы знать, что происходит в потустороннем мире.

— Мертвые этого не знают.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Только то, что они ничего не знают. Потому-то они приходят ко мне и задают свои вопросы. Им страшно, и они желают остаться с нами, пытаются создать иллюзию того, что тоже живы.

— Ты уверена?

— Нет. — Она покачала головой в глубокой задумчивости. — Все, что происходит, плохо. Меня это пугает, и я уже ни в чем не уверена. — Она взяла камешек и далеко бросила его, прежде чем снова заговорила: — Иногда мне кажется, что я схожу с ума. Один юноша сказал, что я всего лишь тщеславная истеричка. Я никогда не понимала того, что значит быть истеричкой. Это что, своего рода сумасшествие?

— Я никогда не слышал такого слова. А если и прочитал его когда-то, то, не зная его значения, не обратил на него внимания. С тех пор как твоя мать перестала объяснять мне смысл вещей, многое проходит мимо меня. Да и я старею. Начинаю думать, что стремление к знаниям на самом деле ни к чему не приводят. Теперь я скорее прочту уже знакомую книгу, а не новую, а это плохой симптом. — Он усмехнулся сквозь зубы. — Очень и очень маленьким детям и очень и очень старым людям нравится только то, что им уже известно. Настоящее любопытство — дело молодых.

— Вам не хватает моей матери, правда?

— Ты не можешь себе представить насколько.

— Вы были влюблены в нее?

Руфо Гера начал собирать вещи, складывая их в рюкзак.

— Думаю, что да, — в конце концов признался он. — Почти все ученики влюбляются в своих учительниц, а она была моей учительницей. Ты знаешь, как она меня научила читать?

— Она никогда мне об этом не рассказывала.

— Это было задолго до того, как ты родилась. Я все еще надеялся, что мой брат мне напишет, и я хотел сам прочитать его письмо. У нее было огромное терпение, и она меня научила читать, а потом научила выбирать книги…

Старик замолчал и больше не произнес ни слова за все то время, что помогал ей спуститься с горы.

— Я, будучи еще совсем молодым, был страшным задирой и выпивохой и с тех пор, как уехал мой брат, не вылезал из таверны. Там я просаживал заработок и терял друзей, так как со всеми дрался. Уверен, если бы не научился читать, то к этому времени был бы одиноким, всем ненавистным стариком. — Он подмигнул девушке, и лицо его приняло хитрое выражение. — Теперь я стар и одинок, но рюмку беру только от случая к случаю. И никто меня не презирает, хотя и не знаю, хорошо ли это.

— Должно быть, хорошо. А вот меня большинство людей ненавидит. Я им ничего не сделала, все время стараюсь быть любезной и ласковой, однако все мои усилия проходят впустую.

— Не думаю, что ненавидят тебя. — В голосе Руфо звучала непоколебимая уверенность в собственных словах. — Это оттого, что они тебя видят другой, и это их пугает.

— А почему я должна быть другой?

Он пожал плечами:

— Кто его знает! Природа частенько проделывает подобные штуки. Обрати внимание на этот остров. Отсюда он весь хорошо виден, от утесов Фамара до мыса Папагойо. Вроде бы ничего особенного, остров как остров, и тем не менее Природа сосредоточила здесь больше вулканов, чем на всем континенте. Однажды я прочел, что Лансароте является одним из тех мест на Земле, где скрещивается больше всего магнитных полей.

— А что такое магнитные поля?

Руфо задумался на секунду, и стало очевидным, что он не слишком-то уверен в своем ответе, однако наконец, засмущавшись, произнес:

— Как я это понимаю, мир пересекает множество магнитных полей, которые еще называют линиями магической силы. Иногда они сходятся в одной точке, и там начинают происходить всякие странные вещи. Поля эти влияют и на людей, и на животных. Древние верили в это, однако христиане позаботились о том, чтобы люди забыли о местах пересечения магнитных линий, назвав их колдовством и дьявольскими происками. В Ирландии тоже есть места пересечений магнитных полей. Есть они и в Индии, и в Бирме. Но нигде на Земле нет такого количества магнитных полей, как здесь. Вот потому-то, куда ни посмотри, повсюду здесь вздымаются кратеры вулканов, а земля буквально горит под нами. Разве это не каприз Природы? И разве мы не идем на поводу у собственных капризов, оставаясь на этой бесплодной и суровой земле, каждый день подвергая себя опасности, ибо весь наш остров в любую минуту может взлететь на воздух? Нечто подобное уже произошло двести лет тому назад. Но почему? Почему мы остаемся, если жизнь здесь тяжела, как нигде больше, и зачастую у нас нет даже питьевой воды, а вулканы могут не сегодня завтра проснуться?