Друг свабоды».

Прочитав письмо два раза, человек усмехнулся каким-то своим затаенным мыслям и спрятал его обратно в карман.

– Трогай, – велел он кучеру, и карета под мерный стук подков покатила по спящему городу.

На следующее утро Арман и Себастьен увезли Оливье, которого предполагали поселить в надежном месте. Днем Тереза отправилась в Амьен с письмами, но она не вернулась. Встревоженный маркиз отправился на поиски – и тоже пропал. В замке воцарилось уныние. На лицо Анриетты было страшно смотреть, у мадам Клементины все падало из рук, Роза волновалась так сильно, что даже перестала ругаться с госпожой. И когда поздно ночью в аллее раздался стук подъезжающего экипажа, Анриетта вскочила со стула и припала к окну. Несмотря на то, что был второй час ночи, в доме никто не спал.

– Боже, – воскликнула она, – это дядя!

И, опустившись в кресло, заплакала. Тетушка Клементина пыталась ее успокоить, но у нее у самой дрожали губы, а в глазах все еще метался страх.

Лоран бросился открывать дверь. Маркиз вошел первым, и слуга сразу же увидел, что он мрачен как никогда. Следом за мужем через порог переступила Тереза. Она была бледна как смерть, губы ее стянулись в тонкую недобрую нитку, но глаза сверкали подобно алмазам.

– Дядя! – закричала Анриетта, спеша вниз по лестнице. – Что случилось? Где вы пропадали?

Маркиз устало вздохнул.

– Терезу арестовали вместе с письмами, – сказал он. Анриетта ахнула и зажала рот рукой. – Но, кажется, все обошлось.

– Письма у синих? – пролепетала молодая женщина. – Боже мой! Что же теперь будет?

Тереза вскинула голову.

– Успокойтесь, Анриетта, – проговорила она надменно. – Синим письма не достались. Я их проглотила.

– Как же это получилось? – пробормотала Роза.

– А мсье де Ларсак? – вскрикнула Анриетта. – Тот, кому вы должны были передать письма? Они схватили его?

Тереза поморщилась.

– Нет, – ответила она. – Слава богу, у меня хорошее зрение. Я сразу же увидела этого гнусного типа. Он делал вид, что рассматривает вывески, но я поняла, что он ждет меня. – Тереза вздохнула. – Роза, дайте мне выпить, – тихо попросила она. – Меня допрашивали почти двенадцать часов.

Они вошли в гостиную, и Тереза без сил повалилась на диван. Роза поднесла ей стакан вина, который молодая женщина выпила, и только тогда ее щеки окрасились румянцем.

– Как только я увидела шпика, я поняла, что все пропало. Я не могла привести его к человеку, которого они ищут. Поэтому я… – Она запнулась. – Я пошла в шляпный магазин. Шпик остался на улице. Я сказала хозяйке, что подумываю купить у нее пару шляпок, и попросила чашку шоколада. Она хорошо меня знает, и поэтому принесла мне шоколад. Я попросила ее показать мне другие шляпки, и… Словом, как только она отошла, я проглотила письма. После шляпного магазина я отправилась к модистке. Шпик всюду ходил за мной, но, когда я направилась в четвертый или пятый магазин, его терпение лопнуло. – Она умолкла.

– Они не были с вами грубы? – с тревогой спросила Анриетта. – Мне даже страшно об этом подумать, но… надеюсь, они не били вас?

– Нет, они были очень любезны, – ответила Тереза спокойно. – Но когда тебя допрашивают много часов подряд, мысли начинают путаться. Несомненно, как раз на это они и рассчитывали.

– «Они» – это кто, сударыня? – спросила Роза.

Тереза откинулась на спинку дивана и полузакрыла глаза. Но из-под ее век все еще струился алмазный, нестерпимый, полный ненависти взгляд.

– Их было несколько. И Буше тоже заходил, но его быстро выставили за дверь… Да, – она повернула голову, – там был этот депутат, присланный Конвентом, Жюльен Равенель.

– Мне знакомо это имя, – быстро проговорил маркиз. – Его подпись была на ордере на обыск.

Тереза кивнула.

– Он все пытался меня убедить, что они все знают. Что для моего же блага мне лучше признаться, не то он может послать меня на гильотину. Это было ужасно… – Она прикусила губу. – А потом мне стало дурно, и я упала в обморок. Обморок меня спас… а потом пришел Александр и еще кто-то… не помню, все было как в тумане. – Она провела рукой по лицу. Ее пальцы дрожали.

– Меня не хотели к ней пускать, – сказал маркиз. – Мне пришлось бегать, унижаться, опять напялить кокарду, корчить из себя якобинца, умолять… Хорошо еще, что этот Равенель оказался очень молод. Будь на его месте кто постарше, он бы так просто ее не отпустил.

Утром в замок вернулись Себастьен и Арман де Бельфор. Узнав, что Терезу арестовали, но потом вынуждены были отпустить, Себастьен побледнел, а Арман стал ругаться.

– Мы должны быть очень осторожными, – объявил Себастьен. – Теперь эти мерзавцы просто так от нас не отстанут.

– Отстанут, если мы не подадим им повода, – вмешался маркиз. – Но это вовсе не значит, что мы отказываемся от своих планов. А что касается синих, то не будут же они следить за нами вечно. У них и без нас достаточно своих хлопот.

Маркиз как в воду глядел. В мае положение республиканцев значительно ухудшилось. Мало того, что ширилось восстание в Вандее, так еще взбунтовался Лион, второй по величине город Франции. Анриетта металась по комнате и твердила, что пора нанести ненавистной республике последний удар, чтобы та околела. Когда Себастьен кротко заметил: «Дорогая, не следует так волноваться, ты можешь повредить нашему ребенку», она ответила резкостью. Тереза, которая из осторожности не покидала теперь пределов замка, тосковала. Оливье находился далеко от нее, он выздоравливал, и Арман, который присматривал за другом, время от времени привозил от него вести; но приезжал он редко. Лишь одно утешало маркизу – то, что Амелия, судя по всему, не проявляла интереса к ее любовнику и даже не собиралась за него бороться. Тереза приписала это тому, что Амелия ее побаивается – это было гораздо более лестно для ее самолюбия, чем признать, что виконт ее соперницу вовсе не интересовал. И все же Терезу задело, когда Арман, в очередной раз приехав ночью, привез от Оливье письмо невесте, а ей, Терезе, доставил только коротенькую записочку.

Амелия открыла письмо и углубилась в чтение. По ее лицу нельзя было догадаться, волнует ли ее послание раненого, есть ли в нем что-то важное или это обычный набор любезностей. Искусно маневрируя, Тереза обогнула стол и подошла к Амелии сзади, чтобы видеть текст. Но немецкая гусыня, как ее про себя называла Тереза, неожиданно сложила письмо и, обернувшись, смерила ее холодным взглядом. В нем было столько презрения, что маркиза поневоле растерялась.

– Ну, что вам пишет господин виконт? – спросила она, пытаясь обратить все в шутку.

– Вас это не касается, сударыня, – отрезала Амелия.

Анриетта, которая вышивала в кресле возле камина, подняла глаза. Она достаточно хорошо знала маркизу, чтобы догадаться, что Тереза в ярости. Однако Анриетта, хоть и относилась к Терезе хорошо, все же в глубине души ее осуждала – так, как всякая верная жена осуждает неверную. И поэтому ей понравилась твердость, с которой Амелия поставила маркизу на место.