В Ставке он особенно благоволил к нам, морякам, отчасти потому, что «будировал» своих сухопутных собратьев, считая их виновными в своей смене, отчасти потому, что знал благорасположение Государя к флоту.

Не рискуя потерять остатки «монаршего благоволения», он не затрагивал в разговорах с Государем щекотливых тем, а главным образом «многозначительно и мудро» молчал в его присутствии.

Жил он в своем вагоне на станции в полном безделии, и главная его обязанность состояла в том, чтобы есть за царским столом.

Такова была безотрадная картина личного состава Ставки при Императоре Николае II; состоя, с одной стороны, из инертно настроенного офицерства, в массе своей не отличавшегося особо возвышенными духовными качествами, с другой стороны — из беспринципного и ретроградного окружения Государя и, наконец, из незначительной группы, стремившейся всеми способами найти путь к выходу из тяжелого положения, в котором была Россия, этот личный состав в целом не был способен и не смог обрести в себе достаточно воли и мужества, чтобы вступить в решительную борьбу с революцией, в каковую бы несомненно вступил сплоченный единством возвышенных взглядов и безграничной преданностью к своему вождю личный состав Ставки великого князя Николая Николаевича, останься он до конца во главе вооруженных сил России.

Своей жизнью и распорядком службы Ставка при Государе, как уже было сказано, мало чем отличалась от обычных государственных учреждений.

По управлениям и канцеляриям также разрабатывались разные доклады, соображения и инструкции, составлялись директивы и оперативные указания фронтам и велась текущая переписка.

Особенность этой работы состояла в том, что значительная ее часть производилась, для ускорения, при посредстве переговоров по прямым проводам, связывавшим Ставку с штабами фронтов и Петроградом.

Каждое утро в 10 часов Государь, во время своих пребываний в Ставке, принимал от начальника Штаба доклад о положении на фронтах, для чего регулярно приходил из губернаторского дома, где жил со своей свитой, в управление генерал-квартирмейстера. После оперативного доклада Государь возвращался к себе и в своем кабинете принимал приезжавших к нему с очередными докладами министров, сановников и шефов иностранных миссий.

Около полудня работа в Штабе прерывалась для завтрака, который сервировался в две и даже три очереди, вследствие многочисленности чинов Ставки, в большом ресторанном зале одной из главных гостиниц Могилева. Сидели мы за маленькими столиками, по управлениям, а в глубине зала был большой стол, за которым сидели начальник штаба, начальники управлений Ставки и приезжие должностные лица, поскольку не были приглашены к царскому столу.

Во время пребывания Государя в Ставке на завтрак к его столу в губернаторском доме приглашались по очереди все чины Ставки и приезжающие к нему с докладами лица. Завтрак продолжался не долго и состоял из двух простых блюд; на маленьком столике у дверей на балкон стояла закуска, и Государь хозяйским оком следил, чтобы все могли подойти к ней и выпить рюмку водки, особенно мы, младшие чины Ставки, которым преграждали дорогу к закусочному столу старшие начальники и именитые сановники. К завтраку за стол садились — считая свиту — человек 20–25. После завтрака все выходили в гостиную и становились вдоль стен, образуя «серкл», во время которого Государь, куря папиросу, разговаривал с кем-либо из приглашенных. «Серкл» после завтрака продолжался минут 15–20.

Часа два после завтрака посвящались отдыху и прогулкам, которые мы предпринимали уже не на конях, а на автомобилях, выезжая в окрестные леса и урочища.

Государь со своей свитой также регулярно и во всякую почти погоду предпринимал такие прогулки.

После отдыха работа в Штабе продолжалась до обеда, который сервировался от 6 часов вечера, в том же порядке, как и завтрак. Но офицеры, семьи которых жили в Могилеве, обедали обычно дома.

К обеду за царским столом изредка приглашались отдельные чины Ставки по указанию самого Государя; эти приглашения считались знаком особого внимания; за стол в обед садилось всего человек 10–12.

Иногда, по вечерам, в местном театре бывали кинематографические сеансы, на которых присутствовал Государь с наследником, когда последний был при нем в Ставке. Приход Государя в театр музыка встречала Преображенским маршем, причем все стояли, ожидая входа Государя в губернаторскую ложу; в эти дни публика в театр не допускалась; все ложи были распределены между иностранными миссиями, свитой Государя и отдельными управлениями Штаба; в этих ложах сидели жены чинов Штаба, жившие в Могилеве, а их мужья сидели с другими чинами Штаба в партере. Наша «морская» ложа была рядом с ложей японской миссии, и японцы, по своему обычаю, встречали мою жену при ее входе в ложу низкими поклонами «с шипением», к чему она никак не могла привыкнуть и всегда пугалась.

Государь, будучи сам добрым семьянином, благосклонно относился к пребыванию жен чинов Ставки в Могилеве, и потому многие из них, кому удалось получить подходящие квартиры, семейно там и обосновались.

Некоторые из нас, правда немногие, вели открытый образ жизни, приглашая гостей к чаю, а иногда и к обеду У моей жены за чаем обыкновенно собирались, помимо моряков, члены нашего приятельского кружка — дипломаты и гражданские чиновники, — некоторые лица царской свиты и представители иностранных миссий. Гостями за ужином у нас бывали генерал Н.И. Иванов и адмирал А.И. Русин, с несколькими моряками и двумя-тремя лицами свиты; обед накрывался не более как на 10 человек, и когда нашим гостем был генерал Н.И. Иванов, мы за обеденным столом и после обеда в гостиной выслушивали длиннейшие рассказы Н.И. Иванова из времен его далекой молодости, причем рассказчик иногда посреди повествования всхрапывал на минутку, и все присутствующие в почтительном молчании ожидали его пробуждения и продолжения его бесконечного повествования.

Принимали еще 3–4 семьи, а дипломатическая канцелярия, состоявшая из холостых, устраивала иногда большие приемы на 30–35 человек, которые проходили очень оживленно и на которых выступали любители певцы и музыканты из нашей среды; также оживленно проходили большие приемы, устраиваемые со свойственным ему радушием В.Р. Вреденом, располагавшим большим помещением в старом помещичьем доме. Такова была «светская» жизнь Ставки, положительная сторона которой состояла в том, что на приемах, наряду с забавой и «дамскими» разговорами, велись между нами собеседования и происходил обмен мнений по важным вопросам нашей внутренней политики, цель каковых была довести до сведения Государя через посредство бывших на этих приемах лиц его свиты истинное положение вещей в России, служившее предметом всё более нараставшего беспокойства каждого из нас.

* * *

Наряду с этой, так сказать, повседневной «внешней» жизнью в Ставке велась скрытая, упорная, но, к сожалению, безнадежная работа, имевшая целью побудить Государя изменить пагубное направление его внутренней политики, принимавшей всё более и более опасные формы, чреватые самыми тяжелыми последствиями.