Сфера деятельности: средства массовой информации – пресса, телевидение, радио, Интернет. Журналисты, ориентированные на публицистическую работу (колумнисты, репортеры), формируют общественное мнение, оказывают корректирующее влияние на решения и действия властей, на коммуникацию между государством и обществом.

Необходимые навыки: высшее образование (не обязательно профильное, журналистское), живой и яркий язык, любопытство, пытливость, настойчивость, принципиальность, аккуратность, коммуникабельность, определенная отстраненность от объекта информации, мобильность.

Эту профессию называют «четвертая власть». А еще – «вторая древнейшая» (как правило, с усмешкой). А еще – «черновик истории» (гораздо реже – афоризмы издателя Washington Post и Newsweek Филипа Грэма не в широком ходу в России). Для нее придумано множество звонких прозвищ. И немудрено. Мало какая работа может сравниться с журналистикой по степени и, главное, скорости влияния на общество.

Называя журналистику четвертой властью, как правило, имеют в виду именно это влияние. Современная демократия, как известно, предполагает разделение власти на три ветви – законодательную, исполнительную и судебную. Пресса же в такой модели оказывается самостоятельным и независимым общественным институтом, который участвует в управлении обществом параллельно с этими ветвями, формируя общественное мнение, играя роль дополнительного грузика в системе сдержек и противовесов.

Такое представление о профессии – далеко не новость. Родом оно не из Америки, как могло бы показаться из описания, а вовсе даже из Англии. Понятие «четвертая власть» древнее, чем викторианская эпоха, во время которой пресловутое общественное мнение было едва ли не самым страшным инструментом в руках того, кто это самое мнение формировал и контролировал.

Три другие «власти» – это «владыки духовные» (епископы и архиепископы), «владыки светские» – палаты лордов и палата общин английского парламента. Галерея в здании парламента, по сути – галерка, где располагались освещавшие деятельность парламентариев репортеры, и получила в 30-х годах название «четвертой власти».

...

Название быстро прижилось. Через полвека Оскар Уайльд писал: «Некогда у людей были орудия для пыток. Теперь у них есть Пресса… Сейчас журналистика – единственная власть. Она проглотила остальные три. Членам палаты лордов, епископам и членам палаты общин нечего сказать. За них говорят журналисты. В Америке президент правит четыре года, а журналисты вечно». Звучит вполне современно, не правда ли?

В советской журналистике это название появилось в конце 80-х годов и тоже прижилось быстро, хотя и не до конца. В понимании советских журналистов модель «четвертой власти» означала не совсем то, чему учат американских студентов. В отечественной журналистике были свои традиции. И в царской России, и в Советском Союзе газеты (а потом радио и телевидение) занимались не только информированием публики или формированием достоверной картины реальности, но агитацией и организацией масс во имя истинных ценностей и идеалов.

Высшее призвание журналиста, по словам корифея советской международной журналистики Всеволода Овчинникова, профессионала «лютого, тертого, опытного» (еще лет 25 назад человек, не читавший «Ветку сакуры» и «Корни дуба», не мог считаться интеллигентным), «тянуть вверх планку духовных запросов общества». Ему вторит другой мэтр – «известинец» Альберт Плутник: «Журналистика должна служить для осмысления со бытий…»

После развала СССР новое время потребовало новой журналистики. У молодых не было страха перед властью (хотя и старики не являлись, конечно, все поголовно конформистами), они писали и выступали по формуле «что в уме, то и на языке». Это вполне соответствовало духу времени, напору событий и морю новой информации: когда журналисты старой школы пытались все взвесить и оценить, молодежь спасала вера в факты, переводные учебники по экономике и политологии и открытость к коммуникации.

Так рождалась «журналистика факта». В конце 80-х появился «КоммерсантЪ». В основном на работу туда брали специалистов по экономике, финансам, криминалу – и учили их писать. Требовались те, кто разбирается в предмете, а не те, кто умеет красиво складывать слова. Это было новое поколение журналистов, и, как часто бывает, «молодежь» не очень-то понимала «стариков» и их методу.

Вот Альберт Плутник: «Эта фактическая, информационная журналистика испортила читателя. 17, 18, 19, 20 погибло… Этой отрубило ногу, этому – руку. Форма отвлекает от сути».

«Старикам» было нелегко. Валерий «Дракон» Дранников, трудившийся в «Комсомольской правде» и в «Гудке» (в СССР словечко «культовый» входило только в лексикон атеистического агитпропа, но сегодня эти газеты называли бы именно культовыми), называвший себя единственным журналистом, успешно вернувшимся в профессию через 19 лет, так говорил о своих трудностях «переходного периода»: «Родилась совершенно новая журналистика. Когда я был молодой, не было цветных телевизоров. Были черно-белые. И мне хотелось в своих заметках, чтобы читатель видел в цвете то, о чем я пишу. Поэтому для меня была очень важна образность, язык. Меньше информативной части. Больше литературно-художественной». Но пресса перестала быть коллективным пропагандистом, агитатором и организатором – издателям это было не нужно.

«Дракон» иронизировал над молодыми звездами цеха: «В «Коммерсанте» (в середине 90-х. – Прим. сост .) создают корпус спецкоров. Дают им оклады по восемь тысяч долларов, и все их ненавидят! Я ходил и старался научиться их взгляду на мир… Я был дядькой при них. Придумывал темы. Пробивал их заметки.

...

Вообще-то «старики» прекрасно понимают, что новое время требует новых песен. Ибо журналистика прежде всего отражает состояние общества и лишь во вторую очередь формирует настроения в нем. Всеволод Овчинников говорил: «Вернуть насильственно старую журналистику не получится. Если общество придет к убеждению, что журналисты – это все-таки просветители и то, что они говорят, должно делать людей зорче, мудрее, добрее, обогащать читателя… Тогда, может, что-нибудь выйдет. Но для этого должна сформироваться потребность в такой печати. А ее пока нет. Это вопрос и к власти, и к гражданскому обществу».

Однако, если присмотреться повнимательней, не так-то уж и велика эта разница между «стариками» и «молодыми», между «журналистикой просвещения» и «журналистикой факта».

Вот говорит Всеволод Овчинников: «Для того чтобы журналист в нынешних непростых условиях мог сохранить право говорить своим голосом, он должен найти такую нишу, где он был бы более компетентен, чем его аудитория. На один порядок, чем аудитория, и на два порядка, чем его начальство». Чем не журналистика факта?