— Я совсем не это хотел сказать! Если бы ты знала, как мне этого хочется! Но, дорогая, мы все связаны законами общества, в котором живем. Я должен жениться и произвести наследников рода, но я не могу жениться на той, которую люблю.

— Почему?

Это был не его голос. Это произнес какой-то незнакомый, чужой человек. И то, что он говорил ей, не имело смысла. Только лицо напоминало о нем, страдальческое, искаженное болью лицо, как будто это он, а не она, был ранен в самое сердце. Всего пару минут назад его любовь была такой всепоглощающей, и нервы Нади все еще дрожали от экстаза, сохранившегося в каждой клеточке ее тела, от удовольствия, которое не отпускало ее даже сейчас.

— Наденька, любимая моя, единственная, я ведь думал, ты понимаешь, какие перед нами стоят препятствия, и принимаешь это положение.

— Ты имеешь в виду наши тайные свидания? То, что ты прятал меня от своих родителей?

Вместо ответа он попытался обнять ее, но она отшатнулась и продолжила:

— О да, я не могла не замечать этого! — Голос ее задрожал. — А я-то думала, это потому, что я тогда еще училась и ты хотел дождаться, кода я окончу гимназию.

Алексей вздрогнул.

— Я должен был догадаться. Ты же такая идеалистка! Конечно, ты все неправильно восприняла.

— Нет. Я не идеалистка. Я наивная и слепая дура. Даже сейчас я не понимаю, почему ты не можешь жениться на мне.

— Дорогая, я пытаюсь объяснить. Я должен жениться на дочери одного крупного чиновника. Его род занимает видное место при дворе.

Сдерживая слезы, Надя произнесла:

— А я всего лишь… Я что, необразованная горничная или крестьянка, которой ты будешь стыдиться, да? Но я ведь могу поддержать беседу с кем угодно!

— Наденька, ты не понимаешь. Я должен жениться на девушке из родовитой семьи, на дворянке.

В ее глазах все померкло. Только бы не упасть в обморок! Она сильная! Всегда была сильной. Надя встала и, пошатнувшись, взялась за спинку стула.

— Я поняла. Я просто родилась не в той семье — вот что ты хочешь сказать. А что, позволь узнать, случилось бы, если бы ты женился на мне?

— Этот мезальянс погубил бы мою карьеру. От меня отвернулась бы семья.

Надя стала медленно собирать свои вещи.

— В таком случае у меня нет причин оставаться здесь дольше. Мне пора, ваше сиятельство.

Алексей преградил ей путь.

— Прошу, выслушай меня! Я собирался рассказать тебе о своих планах сегодня, до того… — Он вспыхнул, и взгляд его метнулся к кровати. — До того как потерял голову. Голубка, я собирался рассказать, как много ты для меня значишь, как сильно я хочу, чтобы наша любовь никогда не заканчивалась. Я нашел чудесный домик неподалеку, где мы можем свободно встречаться. Мы могли бы обставить его по твоему вкусу. Я хотел убедиться, что ты понимаешь: наши отношения на всю жизнь.

Надю охватило нестерпимое желание ударить Алексея, причинить ему физическую боль. Пьедестал, который она для него воздвигла, рухнул, и теперь перед ней был другой человек. Теперь она не могла поверить в то, что происходило с ней совсем недавно. Разве этого она хотела — стать частью того полусвета, где женщина обречена жить в тени мужчины? Где женщина является даже не частью этой жизни, а лишь ее отражением! Для таких женщин есть название, и только страстная сила ее любви могла скрыть это название за маской приличия.

— На самом деле ты хочешь сказать, — Надя сдерживала дрожь в голосе, — что, пока ты будешь жить с другой женщиной, я буду твоей содержанкой. — Она проглотила слезы. — Вы ошиблись во мне, граф Алексей.

Она не принадлежала к его кругу, она не была вхожа во дворец, и он хотел, чтобы она приняла это. Ей вдруг захотелось плакать, умолять его жениться на ней, но какая-то внутренняя сила помогла ей сохранить достоинство во время этого недостойного разговора.

— Как ты мог? — прошептала она.

— Голубка моя, не отталкивай меня. Меньше всего на свете мне хотелось оскорбить тебя. Я никогда не сделал бы этого целенаправленно, ты должна это знать. Я люблю тебя. Слышишь? Люблю, и ты нужна мне. Наша жизнь может быть такой прекрасной, такой беззаботной и счастливой! Нам не нужен царский двор. Как только закончится эта проклятая война, я повезу тебя в Париж, в Лондон, в Рим!

— Выходит, я совсем тебя не знала. Или ты меня. Ты думаешь, что можешь купить меня такими обещаниями? Мне никогда не хотелось придворной жизни. Мне всегда хотелось только лишь… — Она захлебнулась слезами, прочистила горло и закончила: — Я хотела лишь любить тебя и быть твоей женой.

Кровь застучала у нее в висках, в ушах зазвенело. Она перестала слышать, что говорит Алексей, но видела его. Гордый красавец аристократ встал перед ней на колени. Понимая, что не вынесет его прикосновения, она стала пятиться к двери и, когда нащупала ручку, остановилась.

— Алексей, тебе не хватает мужества пойти наперекор обществу, но и меня ты боишься бросить. Поэтому я сделаю это сама.

Граф протянул к ней руки:

— Умоляю, не уходи!

В сердце Нади словно впилась игла.

— Нельзя иметь и то и другое! — крикнула она и выбежала из комнаты, из дворца в морозную ночь.

Несколько дней Надя пыталась скрывать унижение. Она ни с кем не могла поделиться своей болью, и для нее это было настоящей мукой.

Поначалу девушка долгими часами не выходила из своей комнаты и давала волю слезам. Четыре стены да икона Богородицы в углу были единственными свидетелями ее стыда. Когда слез не осталось, Надя подышала на махровое полотенце и накрыла им опухшие глаза, чтобы успокоить веки. И тишине комнаты ей слышались последние слова Алексея: «Умоляю, не уходи!» Они стали преследовать ее, звучали все громче, насмешливее, и потому, не в силах более выносить их, она выбежала из дому. Оказавшись на улице, Надя стала искать толпу, чтобы затеряться в ней и забыться.

Погруженные в свои мысли прохожие спешили по замерзшим улицам, проходили мимо, не замечая ее и даже не догадываясь о ее существовании. Надя побежала, не разбирая дороги, и остановилась, лишь когда оказалась на запруженной людьми площади перед Исаакиевским собором. Там она повернулась спиной к его золотому куполу. Теперь этот храм стал частью истории с Алексеем, и она никогда больше не войдет туда.

Как глупо искать одиночества в толпе. Ее охватило сильнейшее чувство утраты. Сама природа, казалось, настроилась против нее, ибо обычно пасмурный февральский день вдруг сделался невыносимо ясным и ярким. Сегодня Надя была бы рада тучам и их гнетущей мрачности, столь подходящей к ее настроению. Ее переполняли чувства. Какое из них было сильнее — унижение или боль оттого, что тебя отверг мужчина, которого ты любишь? Этого она не знала.

Хуже всего была злость. Бессмысленная злость на саму себя. Она отказывалась увидеть очевидное. Она, которая полагала себя такой взрослой! Как унизительно было закрывать глаза на подсказки здравого смысла и обманывать себя удобной ложью. Самой болезненной оказалась бессильная ярость. Сколько сил было истрачено на самобичевание!