Как больно… Как же глубоко замирающе больно…

– Сколько, вы говорите, зрителей вмещал этот театр? А где жили гладиаторы? Неужели действительно многие женщины платили сумасшедшие деньги за то, чтобы провести ночь с обреченными на смерть? Но как к этому относились мужья этих женщин? Что значит «как и сегодня: они об этом не знали»? Знаете, это ведь просто проконтролировать – если жены нет дома, значит, она где-то гуляет. Неужели им никто не задавал вопросов? Захотела – пошла на ночной пир?! Свободные нравы, понятно…

Гид терпеливо отвечает на Танины вопросы. Группа с интересом слушает – Бора, при всей своей приветливости, не очень-то разговорчив. Точнее, он неглубок, формален, отрабатывает свой гонорар на автопилоте, без души. В его улыбках нет искренности, от шуток разит нафталином. А мама Егора вцепилась в него, как клещ. И давай бомбить вопросами, вытаскивать всю информацию. Не выдерживая такого напора, турок начинает заводиться, сыпать подробностями, даже разыгрывать целый спектакль. Да и место для этого самое подходящее: мы стоим на трибунах амфитеатра, где ставились пьесы и проходили гладиаторские бои.

Постройка величественна, огромна! Находясь здесь, наверху, чувствуешь себя птицей, парящей над временем, ничтожной песчинкой, которой повезло оставить свой отпечаток среди богатых россыпей жизни.

У меня очень странное состояние теперь. Жара расплавляет воздух, тот начинает дрожать стеклянной дымкой. И сквозь это колеблющееся марево я начинаю видеть трибуны, заполненные людьми в тогах, сражающихся гладиаторов, полуобнаженных и мускулистых. Я придумываю себе шумные улицы, вереницы лавочек, воинов в звякающих доспехах, развратных красавиц и просветленных философов. Придумываю – или я вижу все это? Перед глазами проносятся настолько яркие картины, что они даже начинают казаться собственными воспоминаниями. Должно быть, это вспоминаются исторические романы и фильмы – история Древнего Рима привлекала многих писателей и режиссеров, и теперь, оказавшись здесь, невольно воскресает в памяти увиденное, прочитанное… Ванесса права: в этот город влюбиться проще простого. Его белые колонны и выложенные мрамором улицы – ловушка. Попадаешь – а потом уже не вырваться. Но мне нравится в этом плену.

Ну вот, опять. Опять мне кажется, что я уже здесь была, я видела все это. Вдруг начинают вспоминаться беспощадный обжигающий зной и струящаяся ткань длинных одежд, сковывающая движения. Какая-то штука, придерживающая гриву волос, – мне кажется, я даже вижу ее золотой блеск и одновременно испытываю досаду, – украшение с острыми декоративными листочками, слишком сильно сдавливает кости черепа, а еще им легко порвать тонкую материю туники…

Вот это фантазия! Или просто влияние античных руин?..

Как же я люблю жизнь! Как страстно мне хочется жить! Долго, много! О, если бы только было можно иметь множество жизней, как ворох платьев в шкафу! Я перемеряла бы их все – разные времена, разные эпохи, разные страны, разные профессии, разных мужчин…

Татьяна тем временем все не унимается:

– Скажите, пожалуйста, а находили ли во время раскопок клады? Все-таки во времена Римской империи Эфес, как я поняла, был финансовым и культурным центром этого региона… Да вы что! Одна обнаруженная здесь монета стоит сто пятьдесят тысяч долларов?! Но почему так дорого? Античная редкость, конечно, понимаю. Сколько, вы говорите, процентов Эфеса раскопано, всего пятнадцать? Получается, основные находки еще впереди?

Бора, почесав уже забитый черными колючками щетины подбородок, устало вздохнул:

– Я тоже думал – впереди. Я даже ходил на раскопки как доброволец. В таких случаях сразу предупреждают: за работу платить ничего не будут. Но если находишь во время раскопок ценные вещи, то получаешь хороший процент от их стоимости. Не всю стоимость, конечно. Надо делиться с государством. Как всегда, во все времена. И мне не хочется делиться! Но что делать… Я такой настойчивый был, о! Ходил-ходил, копал-копал. Никаких монеток не обнаруживал, как ни старался. Зато были такие тяжелые носилки с землей! И спать все время хотелось. Эфес ведь раскапывают по ночам, чтобы не беспокоить туристов. Да, все для вас, дорогие гости! И после пары месяцев такой жизни я решил, что пусть лучше я буду не очень богатый, но живой. И что мне легче водить экскурсии днем за не очень большие деньги, чем работать ночью вообще бесплатно. Знаете, тогда, много лет назад, Эфес был оставлен жителями совершенно сознательно. Они поняли, что море отходит все дальше, торговля тоже становится не такой активной, как раньше, а не станет торговли – жизнь вообще остановится. Поэтому жители не торопясь собрали свои вещи и уехали. Искать лучшей жизни, более удобного места для своих домов. Здесь осталось очень мало ценных вещей и предметов. Но как-то раз мне повезло. Я показывал руины туристам, поскользнулся, камни покатились, и вот…

Бора, пошарив в кармане, вытащил позеленевшую монету. Я успела разглядеть чей-то орлиный профиль, лавровый венок, а потом гид протянул кругляшок стоящей рядом с ним пухленькой блондинке:

– Пожалуйста, вся группа может полюбоваться моей находкой. Да, вот просто пустите ее по рукам, пусть каждый посмотрит. Только потом верните обязательно. Как-никак сто пятьдесят тысяч долларов стоит! А то я вас знаю, еще прикарманите, а потом продадите!

– Это имитация, – шепнула мне на ухо Ванесса, прихлопывая ладонями вдруг взметнувшееся вверх платье. Расклешенный подол вкупе с местными жаркими сильными ветрами – вечное эротическое шоу, мечта Мэрилин Монро. Следователь Зотова обладает стройными ножками! – В любой лавке здесь такие монеты продаются, стоят копейки. Но я лично сувениры для себя вообще не покупаю – лениво с них пыль стирать. Да и друзьям стараюсь что-то такое презентовать, вкусненькое, для хозяйства пригодное, и чтобы с уборкой люди не напрягались. Из Турции лукум обычно привозят, памшиновские шали, яблочный чай. Только не вздумайте делать покупки в лавках, куда во время экскурсий гид приводит группу. Он говорит, специальная цена будет, и, в принципе, не врет. Цена действительно специально высокая. Просто туристы этого не понимают. Им кажется – ах, сразу тридцать процентов от стоимости, указанной в ценнике, сбрасывают – «только для вашей группы». И потом еще можно торговаться, уменьшая полученную сумму вдвое. Но на самом-то деле в городе все товары – керамику, шали, сладости, кожаные куртки и сумки – можно купить намного дешевле. Есть ведь разница – коробочку лукума за доллар-два покупать или за десять! И так со всеми товарами! Разницы в качестве нет, в ценах – огромная.

– Спасибо, буду иметь в виду, – пробормотала я, не спуская глаз со все еще беседующей с гидом Танечки. Заплетенные в косу волосы, простая белая футболка и джинсовые шорты – она выглядит совсем девчонкой, студенткой, и не скажешь, что замужем, ребенка воспитывает. – Действительно, если разбежка цен такая существенная, то зачем за аналогичные товары переплачивать!

Дождавшись, когда мама Егора отпустит уже тяжело дышащего и взмокшего Бору, я, незаметно ускользнув от Дитриха и Ванессы, подошла к Тане и как бы между прочим, к слову, заметила: