— Найдется. — Она сразу подумала о Георгии, да и племянников можно использовать.

Вот и отлично. Я тебе все свои координаты оставлю. А эта штука может и от батареи работать, и от сети. Как к Интернету у вас подключиться, Настю спроси, она знает. Вроде у вас в доме сеть выделена. Разберешься.

Он нерешительно топтался по комнате.

— Ну вот… Вроде поговорили… Решили… Теперь я, пожалуй, в гостиницу… вещи заброшу… а вечером…

Ира вдруг поняла: сейчас или никогда.

— Давид, зачем тебе в гостиницу? Может, не стоит?

Он, не мигая, смотрел на нее.

— Ты уверена?

— Да. Не надо тратить время на разъезды взад-вперед. Ты ведь сам говорил, что сегодня — мой день. Вот и проведи его со мной.

Он приблизился к ней. «Ира, что ты со мной делаешь?» — прошептал Давид. Крепко обнял, и их губы сплелись в поцелуе. И до следующего утра они уже не расставались.

Проснулась Ирина такая счастливая! Рядом тихо дышал Давид. Ира поправила ему волосы. Он даже не пошевелился. Она смотрела на него и не могла оторвать глаз. Права, оказывается, Дашка: талантливый человек во всем талантлив! Ира раньше и не подозревала, что способна испытывать такое.

Сейчас она тихо поднимется и приготовит ему завтрак, а уж потом разбудит. Легонько поцеловав его, она стала осторожно выбираться из постели. Он вдруг подскочил. Сперва непонимающе уставился на нее, затем — на часы:

— Черт! Опаздываю! Забыл предупредить, чтобы машину подали не к гостинице, а сюда! Совсем некогда было!

— Теперь это так, значит, называется, — хихикнула Ира.

— Не смешно, — буркнул он. — Меня люди будут ждать.

— В таком случае позвони, чтобы ехали сюда, сам иди в душ, а я пока завтрак сделаю. Кстати, что ты ешь и пьешь на завтрак?

— Кофе без сахара. И овсянку, запаренную на воде, если есть. Если нет, сгодится йогурт. А вообще, можно и бутерброд, Я парень неприхотливый. — Он чмокнул ее в щеку. — Неприхотливый, но счастливый.

— Бери, счастливый, полотенце!

— У меня свое где-то есть.

— В независимость еще наиграешься. А пока не трать время на поиски и держи мое.

Проблемы быстро утряслись, машину выслали по Ириному адресу, и у Давида даже осталось время, чтобы позавтракать.

— Ванная у тебя тесновата, — покачал головой он. — Я и Насте все время об этом твержу. Да и сама квартира маленькая. Рояль поставить некуда. Ира, в доме никто побольше апартаменты не продает? Купили бы. Как удобно. И Настя рядом.

— Во-первых, ты завтра улетаешь, во-вторых, в Японию едем, — сочла своим долгом напомнить она.

— Не насовсем же. У нас должен быть тут свой дом.

Он уже верит, что мы останемся вместе!

— А без рояля я не человек, — продолжил Давид. — Даже если на несколько дней в Москву, заниматься надо. А гостиницы надоели! Хочется своего угла. С тобой. И чтобы к Насте поближе. Внуков нянчить, когда совсем старенькие станем. Ира решилась:

— Давид, хочу открыть тебе страшную тайну.

Он с ужасом посмотрел на нее:

— У тебя уже есть внуки? Прямо сразу, без детей? Или дети тоже? Ты от меня скрывала?

Ира прыснула.

— Нет, моя тайна не такая страшная. Хочу тебе сразу признаться, что ничего не понимаю в музыке.

— Эка беда, — отмахнулся он. — Я за нас двоих достаточно понимаю. Постепенно разберешься. Не такая сложная наука. Мне главное, чтобы ты меня понимала.

— С этим проблем нет, как мне кажется.

— Тогда и не мучайся. Остальное приложится.

В домофон позвонили.

— Бегу, бегу, — проорал в трубку Марлинский. — До вечера. Машина за тобой придет. Вместе с билетами.

— И еще один мне нужно для Дашки, — в последний момент вспомнила она.

— Для Дашки всенепременно! — Он уже вылетел на лестничную площадку. — Ах, черт! К дочери так и не зашел. Ладно! После концерта увидимся. А встретишь раньше — большой ей привет от меня.

Дашке Ирина позвонила сразу же, однако поговорить они не смогли. Подруга убегала на работу. И к Ире вечером поспела лишь за несколько минут до прихода машины. Мучаясь любопытством, она по пути к консерватории то и дело принималась шепотом расспрашивать:

— Ну расскажи хоть, как он?

— Потом, — с опаской косилась на водителя Ира.

— Ты хоть счастлива? — не унималась Дарья.

— Абсолютно. Едем в Японию.

— Везет же людям! Два месяца в Японии на халяву.

Ира сперва на нее шикала. Та умолкала, но ненадолго.

Концерт на этот раз был сольный. Марлинский играл Шопена, и Ире казалось, что для одной нее. Если бы еще не мешала Дашка, которая постоянно тыкала ее в бок и шептала:

— Какой красавец. Как играет. Как же тебе повезло.

В артистическую Ирина шла с трясущимися поджилками. Ей стало ясно: испытания начались. Сейчас Марлинский представит ее куче незнакомых людей, они будут разглядывать ее, обсуждать. Кошмар! Как экспонат, выставленный на всеобщее обозрение! И скорее всего она большинству не понравится. А женщины станут оценивать и критиковать ее наряд. Теперь она поняла: купила не то. Одеться следовало по-другому. Совершенно получилось не к месту — убого и невзрачно.

Даша, наоборот, была в предвкушении знакомства со знаменитостями, и ее надежды оправдались. Ее почти сразу познакомили со Спиваковым, тоже зашедшим поприветствовать Марлинского.

— Обалдеть! Обалдеть! — шепотом восклицала она.

Ира же чувствовала себя очень неуютно. Ее и впрямь бесцеремонно оглядывали с ног до головы. И она замечала изумленные взгляды и приподнятые брови. И как некоторые дамы, косясь на нее, пожимали плечами, тоже от нее не укрылось.

Она было совсем приуныла, когда вдруг пришла спасительная мысль: да плевать ей на них! Главное, что у нее теперь есть Давид.

Все же, если бы не присутствие Дашки, она не выдержала бы и сбежала. Уж очень ей было не по себе. Особенно когда за ее спиной раздалось презрительное:

— У Маринки хоть фактура была, а у этой ни кожи ни рожи. Когда он только успел ее подцепить? Ведь в Москве-то почти не бывает.

— Ходят слухи, дочка сосватала, — ответил другой голос.

Ирина обернулась. Те самые кумушки, которые дули рядом с ней халявное шампанское в артистической на прошлом концерте!

Даша взяла Иру под руку.

— Не обращай внимания! Тетки умирают от зависти. Им такой мужик не светит.

На другой день Давид уехал. Ирина снова осталась одна. Теперь ее маленькая квартирка казалась ей огромной и пустой. Без Давида в ней было гулко и сумрачно. Как она раньше одна жила?