Цистерцианский аббат Бернар Клервоский писал о тамплиерах в своем упоминавшемся выше трактате «О похвале новому рыцарству» (лат.: De laudatio novae militiae):

«Рыцари ордена никогда не носят богато украшенных одеяний и редко моются. Со своими нечесанными волосами они выглядят косматыми; они покрыты пылью, и кожа их, под бременем вооружения, от постоянного ношения кольчуги и от жаркого солнца, покрыта густым загаром. Они ничего не жалеют для приобретения сильных и быстрых коней, но сбруя и седла их коней не имеют никаких украшений, ибо все их мысли направлены на брань и победу, а не на узорочье или выставление себя напоказ. Таких-то сильных и верных мужей, вооруженных мечами и опытных в воинском искусстве, избрал себе Бог для охраны Святого Гроба Господня».

Следующим шагом к расширению сферы деятельности «латинских» военно-монашеских орденов явилось завещание короля Арагонского дона Альфонсо I (1104-1134), успешно ведшего в своей стране борьбу с мусульманами-маврами, но умершего молодым и бездетным. В завещании он назначил своими наследниками трех духовно-рыцарских ордена – тамплиеров, иоаннитов и Святого Гроба Господня (сепулькриеров, или «каноников Храма Гроба Господня»).

Каждому из наследовавших ему военно-монашеских орденов арагонский король завещал по трети своих владений. Королевское завещание являлось наглядным выражением огромного уважения, которым пользовались в ту пору духовно-рыцарские ордены, как «воины Христовы» и борцы с исламом. Не зря даже древнерусские летописцы именовали западных рыцарей-монахов «слугами Божьими», «Божьими воинами» или «Божьими риторями» (а вовсе не «псами-рыцарями», в отличие от Карла Маркса)! Однако, составляя свое завещания, арагонский король-крестоносец наверняка руководствовался не только уважением к орденским воинам-монахам, но и четким осознанием того, что только эти представители «Церкви Воинствующей» были в состоянии довести Реконкисту до победного конца – изгнания всех мавров-мусульман с Иберийского полуострова.

Правда, последняя воля покойного короля, выраженная в завещании, была выполнена не в полной мере, но, тем не менее, ордены, и в том числе, тамплиеры, получили в Арагоне, наряду со значительными суммами наличных денег, немалые земельные владения. В соответствующем договоре, заключенном между орденами и Арагоном в 1141 году, Арагонская корона также обязалась не заключать с неверными мира без согласия вышеупомянутых трех духовно-рыцарских орденов и Патриарха Иерусалимского.

Со своей стороны, ордены, и в том числе тамплиеры, обязались оказывать арагонской короне всемерную и постоянную военную поддержку в борьбе против мавров. Последнее обстоятельство было очень важным, поскольку светские вассалы арагонских королей были обязаны им воинской службой только в продолжение строго определенного числа дней в году.

Между тем, обосновавшиеся в Сирии и Палестине новые «латинские» владыки Святой Земли, под влиянием утонченной роскоши расслабляющей цивилизации культурного Востока буквально на глазах теряли свою прежнюю воинственность. А военное положение, без оказания срочной помощи людьми и снаряжением из христианской Европы, грозило стать катастрофическим. Поэтому папа римский Евгений III (между прочим, ученик Бернара Клервоского) вновь призвал западных христиан к Крестовому походу (1147–1149). Благодаря страстным проповедям Бернара Клервоского недостатка в «паломниках» не было; общее руководство походом осуществлял король французский.

Аббат Бернар Клервоский писал папе римскому в «Вечный Город» Рим на Тибре:

«Вы повелели, я повиновался; и власть того, кто дал повеление, сделала мое послушание плодотворным. Я отверз мои уста; я стал говорить; и вскоре число крестоносцев умножилось до бесконечности. Ныне города и села стоят пустые, покинутые своими обитателями. На семь женщин не найдется и одного мужчины. Повсюду видишь вдов, мужья которых пока еще живы».

Последняя фраза Бернара Клервоского, между прочим, свидетельствует о религиозном воодушевлении крестоносцев, заранее как бы вычеркивавших себя из списка живых. В соответствии с давней паломнической традицией, странствие в Святую Землю рассматривалось подавляющим большинством пилигримов как лучшее и величайшее деяние во всей их жизни, подобное обретению потерянного рая; продолжать после этого земную жизнь становилось как бы «не обязательным»; считалось, что те, кто умирал (или погибал в бою с неверными) в ходе паломничества, наверняка войдут, как святые мученики, в Царствие Небесное.

Немцы как таковые, не считая лотарингцев и бургундцев, также входивших в «Священную Римскую империю (германской нации)» до тех пор не играли значительной роли в Крестовых походах. Единственное, в чем выражалась их ревность к делу распространения христианской веры, так это обращение в христианство язычников-славян на восточной границе империи. Миссионерская деятельность, сочетавшаяся с военными походами на язычников, осуществлялась немцами с начала XII века на славянских землях Померании (Поморья) и Бранибора (Бранденбурга).

Побудить немецких крестоносцев обратить свои взоры к Святой Земле удалось лишь Бернару Клервоскому, объехавшему со своими проповедями все германские земли. После возвращения Бернара во Францию его дело с успехом продолжал Адам Кельнский, аббат (настоятель) цистерцианского монастыря в Эбрахе, собрат Бернара по ордену. На Рождество 1146 года Бернар встретился на Шпейерском рейхстаге с королем германским Конрадом III, первым представителем южнонемецкой (швабской) династии Гогенштауфенов на троне Карла Великого.

Аббат произнес на рейхстаге (съезде германских владетельных князей, как духовных, так и светских) столь пламенную проповедь, что успех папскому начинанию был обеспечен. Сам король Конрад и многие из вельмож его империи «взяли крест» (то есть, обязались участвовать в Крестовом походе). Немцы спустились по Дунаю, однако основная часть их войска до самой Святой Земли не дошла. Близ Дорилея, в Малой Азии, немецкая армия, попав в искусно расставленную сельджуками ловушку, подверглась почти поголовному истреблению. Удалось спастись бегством от сарацин только самому Конраду и десятой части его разгромленного войска. Среди немногих спасшихся был и епископ Оттон Фрейзингенский; составленная Оттоном хроника этого завершившегося полной неудачей Крестового похода дошла до наших дней. Французскому войску, двинувшемуся в поход почти одновременно с немцами, была уготована столь же печальная судьба.

В ходе боев с мусульманами в Палестине, в которых приняли активное участие ордены тамплиеров и иоаннитов, рыцари-монахи также понесли тяжелые потери. Магистру ордена Святого Иоанна не оставалось ничего другого, как попытаться получить помощь из Европы. В 1157 году он объездил испанские королевства, Португалию и Францию, неустанно ища спонсоров, но, наряду с вопросами финансирования, не забывая и о пополнении сильно поредевших рядов иоаннитов новыми воинами Христовыми.

Однако политическая ситуация в Европе ощутимо изменилась по сравнению с предыдущими десятилетиями. Во Франции возникли серьезные внутренние трудности. С тех пор, как престол «Священной Римской империи (германской нации)» занял энергичный Фридрих I Барбаросса (Ротбарт, то есть Рыжебородый), центр власти тогдашней Европы переместился из Парижа и Рима ко двору этого выдающегося представителя династии Гогенштауфенов. Характерно, что Великий магистр ордена иоаннитов Раймунд дю Пюи в 1158 году обратился за подтверждением привилегий своего ордена не к папе, а к римско-германскому императору Фридриху, как бы признавая тем самым за ним, а не за папой римским первенствующее положение в христианском мире Запада.