— Мне поступил приказ из штаба, — несколько тяжеловесно произнес герр Рихтер.- Но, как я понимаю, ваши ответы нужны лично императору.

— Боюсь, что не смогу удовлетворить любопытство Его Величества. Мне необходимо вернуться в Англию. А мы, как вы знаете, уже вышли в открытое море.

— Его Величество не принимает отказов, — сказал герр Рихтер. — Поэтому я вынужден настаивать, чтобы вы проследовали за мной на берег немедленно.

—А если я откажусь? — тихо спросил маркиз.

Немец достал из кармана револьвер и направил на маркиза.

Воцарилась мертвая тишина.

Симона сдавленно ахнула от ужаса.

По-прежнему тихо и даже с усмешкой в голосе маркиз спросил:

— Вы действительно угрожаете убить меня? Вы же знаете, что это приведет к международному скандалу, к серьезному дипломатическому кризису.

—Я не собираюсь вас убивать, — ответил герр Рихтер, — но если вы будете ранены в руку, вас придется немедленно доставить в госпиталь, а оттуда уже несложно будет препроводить вас по месту приказа.

Снова воцарилось молчание.

Симоной, казалось, руководило нечто, что маркиз как-то назвал «более могущественными силами». По-прежнему стоя у бюро, она осторожно открыла ящик, и ее пальцы коснулись пистолета.

— Я уверен, — спокойно продолжал маркиз, — что мы можем мирно обсудить эту проблему.

— Вы немедленно последуете за мной, сэр, — настаивал герр Рихтер, — иначе я прострелю вам руку.

В этот момент Симона, достав револьвер, прицелилась и выстрелила.

Она целилась в руку, но пуля угодила прямо в спусковой крючок, на котором лежал палец немца.

Герр Рихтер вскрикнул и упал на спину. Его револьвер выстрелил, и пуля попала в потолок.

Со стремительностью человека, который не раз бывал в опасных ситуациях, маркиз одним прыжком подскочил к Симоне, выхватил револьвер из ее руки и спрятал себе в карман.

Дверь распахнулась, и два немецких солдата вбежали в кают-компанию в сопровождении стюардов. Маркиз с озабоченным лицом склонился над герром Рихтером.

— Что случилось? — воскликнул солдат по-немецки.

— Несчастный случай, — ответил маркиз. — Герр Рихтер показывал мне свой револьвер, который отличается от всех известных мне моделей, когда он вдруг взорвался прямо в его руках, повредив ему палец. Видите, и сам револьвер поврежден.

Он указал на револьвер, лежащий на полу вместе с окровавленной фалангой пальца герра Рихтера. Тот стонал, из раны хлестала кровь.

— Отвезите его в госпиталь, — сказал маркиз приказным тоном, — и как можно быстрее. Он теряет много крови — это очень опасно.

Немцы поняли приказ.

Они подняли герра Рихтера за плечи, а двое стюардов — за ноги и поспешно вынесли из кают-компании на палубу. Еще один стюард поднял револьвер и вытер кровь на полу салфеткой.

— Передайте револьвер немецким солдатам, — тотчас приказал маркиз. — И скажите капитану, чтобы отдал команду «полный вперед».

— Слушаюсь, милорд, — ответил стюард и поспешно вышел из каюты.

Маркиз последовал за ним. Симона не могла поверить в то, что здесь произошло. Как такое могло случиться? Маркиза чуть не арестовали в последний момент!

Она поняла, что ему будут чинить всяческие препятствия в отъезде из Германии, пока он не вернет Уотсона или не раскроет секрет нового оружия.

— Я спасла его! — прошептала Симона. — Я спасла его! Он бы не смог помешать им вернуть Уотсона!

Потом ей вдруг пришло в голову, что даже теперь те двое немецких солдат могут попытаться увести маркиза.

Страх охватил девушку. Но тут дверь кают-компании открылась и вошел маркиз.

Он замер, глядя на нее. Симона тоже была не в силах шелохнуться.

Маркиз протянул к ней руки. Повинуясь импульсу, Симона бросилась навстречу и прижалась к его груди.

— Они... уже... ушли? Ты... в безопасности? Мы... можем теперь плыть?

Слова буквально сыпались с ее губ, и она не могла остановить этот поток.

Маркиз крепче прижал ее к себе.

Не проронив ни слова, он вдруг приник к ее губам в долгом поцелуе. Потом стал целовать ее жадно и страстно, будто и сам отчаянно боялся, что их могут разлучить. Он покрывал поцелуями ее губы, глаза, щеки и снова губы... И прижимал к себе все крепче и крепче. Девушка почувствовала, будто ее тело тает в руках любимого и она постепенно становится с ним одним целым.

Они не заметили, как в каюту заглянул Доркинс и, увидев, что происходит, тихо прикрыл дверь. Он стал у входа, как страж, не позволяя никому входить.

Наконец маркиз поднял лицо.

— Ты спасла меня, дорогая! Удивительно, какая ты смелая, отважная! Я уж было решил, что проиграл!

—Я так испугалась! Я ужасно испугалась, что он... заберет... тебя, — пробормотала Симона.

— Мне так давно хотелось поцеловать тебя! Скажи мне, что ты чувствуешь?

—Я люблю тебя! — прошептала Симона. — Я так тебя люблю! Мне невыносима сама мысль, что кто-нибудь может причинить тебе вред!

Маркиз снова целовал ее, пока у обоих не перехватило дыхание.

Сердце Симоны колотилось так сильно, что она обессиленно опустила голову ему на плечо.

— Это было слишком сильным потрясением для тебя, сокровище мое! — сказал маркиз. — Но я просто не могу больше сдерживать себя! Не могу не целовать тебя, не могу не говорить, какая ты восхитительная!

—Я никогда не думала... что услышу это... от тебя, — счастливо выдохнула Симона.

— Мне хотелось сказать тебе это с первого момента нашей встречи, — отвечал маркиз. — А когда ты рассказала мне именно то, что я хотел знать об Уотсоне, я подумал, что ты не простая смертная, а ангел, посланный мне в помощь с небес.

— Я так... боялась, — пробормотала Симона, — что графиня... очарует тебя!

Она не хотела признаваться в этом, но тот страх так долго занимал все ее мысли, что слова выскользнули помимо ее воли.

Маркиз рассмеялся.

—А почему я, по-твоему, вынужден был симулировать приступ сенной лихорадки? — спросил он.

—Ты так тонко сыграл, что я только потом поняла, что это было притворством.

— Так ты действительно думала, что я нахожу ее красивее тебя? — настойчиво спросил маркиз. — Как тебе в голову могло прийти такое?!

Симона спрятала лицо у него на груди, и он мягко проговорил:

—Тебе больше не придется ревновать меня ни к одной женщине — ни сейчас, ни в будущем. Когда ты выйдешь за меня замуж, любимая.

Симона замерла.

— Но... я думала, — выдохнула она, — что ты решил никогда не жениться.